Видел во время заграничных гастролей и такие сверхзапрещенные в СССР картины, как «Декамерон» Пазолини. Мы были на гастролях в Венгрии, там я его и посмотрел. Почему-то в социалистической Венгрии «Декамерон» в полном авторском варианте шел совершенно свободно, а у нас, чтобы его посмотреть, нужно было прикинуться одним из членов Политбюро, которым показывали все, что эти члены хотели.

Более легкую, но еще более запрещенную «Эммануэль» я посмотрел, кажется, в Болгарии, а самого запрещенного из всех запрещенных «Калигулу» Тинто Брасса – в Австрии. Лет через десять где-то прочитал: «эпический антитоталитарный кинофильм о нравах времен правления древнеримского императора Калигулы». С Малькольмом Макдауэллом в главной роли. Совершенно верно. Там весь тоталитаризм показан, что называется, «по полной программе», вместе с самыми разнузданными, почти порнографическими древнеримскими оргиями. И кровосмесительство. Там его тоже достаточно. Калигула занимался любовью со своей родной сестрой. Крайне нахальный, психованный, подлый и жестокий подонок. Макдауэлл изобразил его почти с той же запредельной откровенностью, что и Михаил Александрович Ульянов Ричарда Третьего на сцене нашего театра. Таких откровений, как в этом фильме, у нас в СССР особенно не любили. Тоталитарная страна, где, кроме официального вранья, нет ни оргий, ни кровосмесительства, ни подонков. Сплошной развитый социализм, как-либо критиковать который категорически запрещено. Как в кино, так и со сцены…

Мне, кстати сказать, о посещении «Калигулы» один актер вот какую историю рассказал. Она похожа на анекдот, но это, по-моему, не совсем анекдот. МХАТ был на гастролях в какой-то капиталистической стране, и он с товарищем пошел смотреть этот фильм. Взяли с собой одного пожилого актера. Посмотрели. Выходят из кинотеатра, а Петровича (так звали этого пожилого актера) нет и нет. Стоят, ждут. Выходит Петрович. По лицу видно, что человек немного не в себе. Они спрашивают: «Петрович, с тобой все в порядке?» Молчит. Они ему: «С тобой, Петрович, все нормально?» Он стоит у входа в этот капиталистический кинотеатр и молчит. Они уж забеспокоились: что с ним такое? А он еще немного молча постоял, а потом говорит: «Да со мной-то порядок. Только жизнь зря прожил…»

И вот я думаю: «Сколько людей у нас зря свою жизнь прожили?» И вовсе не потому, что «Калигулу» не посмотрели, а также все другое великое кино, которое в СССР почему-то не показывали. Ни тебе «Последнего танго в Париже», ни «Заводного апельсина», ни «Экзорциста», ни «Соломенных псов», ни «Кабаре»… Может быть, потому, что во всех этих фильмах люди – в каждом по-своему – сходят с ума?

А театр, кроме кукольного, к нам в Октябрьск никогда не приезжал. Ни один старожил не смог бы такого вспомнить. Однажды ездил с мамой в Сызранский драматический театр. Спектакль назывался «Тополек мой в красной косынке». Но почему-то впечатление смазанное, можно сказать, никакое. Я не помню, что, как, о чем и для чего играли артисты. Не зажгло меня это театральное представление. Никакого сравнения с тем, что увидел потом в БДТ, а до этого в том спектакле, где Чиполлино и его друзья победили синьора Помидора, а с ним и всю эту «фрукто-овощную» диктатуру.

Приходилось ли мне побеждать самого себя? Бесчисленное число раз. Я и теперь непрерывно сражаюсь с самим собой.

Фрагмент третьего тома собрания сочинений выдающегося театрального режиссера Анатолия Васильевича Эфроса:

«Спустя двадцать лет я опять сижу в зале Щукинского училища. Сейчас я увижу пьесу Александра Ремизова «Местные» (Я там играл главную роль. –