– С чем?

– С кем, – поправила я себя.

– И с кем же? – Габриэль с любопытством уставился на меня.

– Слышал о семействе, которое недавно приехало в Венецию? Печатали в газете, – щелкнула я пальцем, – статья была о представлении в Ла Фениче. Главное – женщина, такая красивая, с темными волосами… – пальцы поиграли возле моих локонов.

– Нет, честно… – хмурился он, соображая, – не помню. Не обратил внимания. И что с ней?

– Помнишь, ты рассказывал, что у Леонардо была интрижка с другой в период смерти Анны.

– Да, – кивнул головой Габриэль.

– Это – одно и то же лицо.

– Неужели? – заулыбался он.– Надо будет обязательно на нее взглянуть.

– Не пожалеешь. Может она и тебя творить заставит.

– Тогда точно взгляну, – усмехнулся мужчина.

– Может, нарисуешь?

Он снова повернулся ко мне.

– Почему бы и нет.

– Посоревнуешься с маэстро.

– Отличная идея, – сказал он, подыгрывая.

Повисла пауза, во время которой я успела рассмотреть не только обстановку, но и лицо Габриэля в мельчайших подробностях.

– Хочешь услышать конец истории? – хитро спросил он.

– Да, – ответила я.

Многие месяцы рыбак был безутешен. Сидел на берегу, в гроте, и ждал, что случившееся обернется сном… Но нет! Воспоминания об ушедшей любви травили его душу горьким ядом и днем, и особенно по ночам. Он рвал на себе волосы, выл и стенал так громко, что все соседи принимали его за сумасшедшего. Дом его – старую хижину на берегу – стали обходить стороной, даже не удосуживаясь узнать, что страдальца так мучает. Никто не покупал рыбы. Орио все время задавал себе вопрос: почему Мелузина уплыла? Может быть, змея была миражем, и Мелузина вернется снова: красивая, со своими волшебными глазами и голосом-колокольчиком. А потом снова качал головой в отрицании, понимая, как глупо потерял свое счастье. И в один из лунных дней, когда стали совсем красными от едких слез его глаза, рыбак взял свою лодку и вышел в море.

Ему нечего было терять. Ему нечего было ждать. И жизнь не имела отныне для него смысла. Он развернул свою лодку на горизонт и погреб вдаль в надежде, что смерть соединит его с возлюбленной. Долго-долго греб он, рассекая черную гладь, нагружая мускулы рук, болевших адской болью, греб, пока его не покинули силы. Руки перестали слушаться, рыбак еле мог сидеть в лодке от усталости, и все вокруг было черным. Тогда Орио понял, что наступил нужный момент.

Рыбак встал на середину лодки, перекрестился и бросился в воду. Водная стихия мгновенно поглотила его, словно ожидая лакомой добычи. Накрыла с головой, чему рыбак совсем не сопротивлялся, и топила, поглощала, затягивала, смакую свой ночной ужин каждую секунду. Все вокруг было черным и холодным для Орио, впрочем, как и его жизнь без сирены. Он падал все глубже и глубже вниз моля лишь о том, чтобы увидеть возлюбленную.

Когда тело замерзло окончательно, конечности потеряли чувствительность, что-то сверкающее показалось вдали. Полоска света тугим кольцом обвилась вокруг него, и невидимые силы потащили утопленника куда-то. Они тянули, заставляли рассекать темную воду, и наконец вытолкнули его на поверхность. Орио закашлял, еле разлепил глаза и пришел в изумление. Он барахтался в воде и не мог поверить своим глазам. Перед ним была большая серебристая змея.

– Зачем ты сделал это, Орио? – голосом колокольчика произнесла змея. – Разве для вас это – не грех?

– Мелузина? – еле слышно произнес он, слабо веря происходящему.

– Да, Орио, – грустно произнесла змея. – Это я. Та, которую ты обрек на вечное пребывание в обличии змеи. Та, кто любила тебя, и та, которую ты предал.

– О Мелузина, прости меня! Я не знал! Если бы я мог что-нибудь сделать!