На секунду кажется, я смогу его остановить. Слетевший с катушек сосед услышит своё имя и снова станет человеком. Но нет. От моего голоса он только звереет.

Грубо расталкивает бёдра в разные стороны, наваливается сверху, вдавливая в постель, и раздирает мои штаны, игнорируя наличие ширинки и змейки.

Треск плотной ткани оглушает и взрывает сознание.

Я готова выть от отчаяния, потому что в почерневших глазах светится не обычное, присущее Сомову хладнокровие, а какой-то жуткий приговор, вынесенный неизвестно почему.

Что я сделала?

– Олег, – повторяю его имя как заклинание. – Олег, не надо.

Но он не слышит. Просовывает руку между нашими телами, накрывает чувствительную плоть пальцами и грубо толкается внутрь, вызывая болезненную судорогу.

Я задыхаюсь. Упираюсь пятками в матрас и выгибаюсь, насколько позволяет вдавившее меня в кровать тело, только бы соскочить, вырваться из ловушки. Нервно дергаюсь от неприятных ощущений и обжигаюсь, наталкиваясь на почерневший взгляд.

– Сухая, – выдыхает Сомов.

Голос полон недоумения, будто я его в чем-то успела опять обмануть.

– А к-какая д-должна быть? – всхлипываю, когда жестокие пальцы оставляют меня в покое.

Тело потряхивает, глаза застилает пелена слез. И пусть сосед, кажется, очнулся, я все равно его боюсь.

– Нахера тебе высралось просить у Масловой приглашение в клуб для извращенцев, Женя? – рычит Олег, не следя за словами и игнорируя мой вопрос.

Его кулак летит в матрас, приземляясь в десятке сантиметров от моего лица. Сжимаюсь и не дышу, будто удар предназначается мне.

– Идиотка!

Нависает надо мной, и я чувствую, как его самого тоже потряхивает.

– Я н-не знаю, кто такая Маслова, – тороплюсь оправдаться. Я не хочу, чтобы меня опять били. Я так надеялась, что этот кошмар остался в прошлом. – А если ты про Элю, т-то я не понимаю ее поступка. Мы только здоровались с ней, н-не больше. Я н-ничего не просила. Клянусь, – умоляюще заглядываю в глаза, прося мне верить.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

– А идти в «Мираж» собиралась? – испепеляет прищуренным взглядом.

Словно через детектор лжи пропускает, пытаясь подловить на подтасовке фактов.

– Нет, – на выдохе, – нет! – громче. И следом. – Олег, пожалуйста, отпусти меня.

– Не могу, – выдыхает сквозь зубы.

Прикрывает глаза ресницами, упирается своим лбом в мой и делает поступательное движение, скользя своим телом по моему.

– Не могу… – повторяет сквозь зубы, – не могу и не хочу, – выдыхает в губы признание.

А до меня начинает доходить, что это такое горячее и внушительное упирается в нижнюю часть живота.

Олег приоткрывает глаза, и я вновь улавливаю в нем метаморфозы. В синих омутах полыхает то ли безумие, что выглядит похлеще чем у всех вместе взятых маньяков из кино, то ли несгибаемая упертость в принятом решении, от которого он уже не отступится.

Ненормальный… настоящий псих. Без тормозов.

Проносится у меня в голове, когда его губы яростно набрасываются на мою шею. Сначала мне чудится, точно Сомов хочет вонзить в нее зубы, разодрать в бешенном порыве. Но нет, боли нет, лишь требовательный рот настойчиво проходится по судорожно сжатым челюстям, подбородку, шее, ключицам. Помечает сантиметр за сантиметром, клеймит каждую клеточку.

Поцелуи дикие, жадные, ненасытные. Будто укусы. Сомов терзает мою кожу, пробует на вкус, втягивает ее, оставляя свои метки. И руками все тело оглаживает, движется нагло и самоуверенно, одержимо исследует каждый участок.

Ураган. Шторм. Цунами.

Нет. Все это слишком слабо и бледно.

Невозможно сравнить.

Сжимаюсь, понимая, что совсем скоро бешеная стихия завладеет моим телом, сокрушит и разломит на части, поглотит целиком, а я ничего не смогу сделать.