Как и следовало ожидать, Дюк торчит в дальнем углу сада, глубоко зарывшись мордой в чертовой клумбе. Сад смахивает на джунгли, но ей все равно видно его мохнатые задние лапы, торчащие из схваченных морозом сорняков.

– Дюк! Убери оттуда свою задницу!

Пес не обращает на нее внимания. Она высовывается наружу, стоя в носках на пороге и ухватившись за дверной косяк.

– Так! Похоже, он нарывается… – Немного помедлив, она произносит страшное слово: – Ванна!

Собака не двигается. Ни на дюйм.

Внутри нарастает беспокойство. С тех пор, как Дюк был щенком размером с ее ладонь, это слово неизменно вызывало ответную реакцию – немедленную реакцию, и не только тот факт, что он не среагировал, странно настораживает ее. Это его молчание. Абсолютная тишина снаружи и полная неподвижность пса, как будто она открыла дверь, за которой моментальный снимок, стоп-кадр, Вселенная, поставленная на паузу.

Внезапно что-то кажется очень, очень неправильным.

Сара проводит языком по губам и обнаруживает, что они сухие.

– …Дюк?

Она зовет его еще три раза, прежде чем понимает, что ее пес мертв.

Ной сидит на карнизе, пуская дым в бодрящий вечерний воздух. Он вылез остыть совершенно голый, но это не имеет значения, потому что окно выходит на кирпичную стену соседнего дома.

Повернувшись к Софии, он наблюдает за тем, как она по-кошачьи потягивается на простынях. Даже раскрасневшаяся и вспотевшая, она выглядит потрясающе. Как всегда, Ной задается вопросом, не притворяется ли она. В ее присутствии оставаться уверенным в себе не так-то просто. Ной понимает, что в нем нет ничего такого. У него французкая фамилия и кожа пепельного оттенка от отца в сочетании с темными марокканскими глазами и черными волосами от матери. Такая комбинация делает его похожим на вампира, попавшегося в ловушку вечной унылой юности. Ему тридцать один, но выглядит он на двадцать пять, как ровесник Софии.

София, как и многие другие, приехала в Париж, чтобы сделать карьеру модели. Ной познакомился с ней год назад в ночном клубе на какой-то тусовке и пообещал ей весь мир.

Их съемная комнатка на двоих – это не весь мир.

Париж разделен на двадцать пронумерованных муниципальных районов, или округов. Ной с Софией живут на востоке восемнадцатого округа, Ла-Шапель, в районе, более известном как «маленькая Джаффна» из-за многочисленных тамильских беженцев. Если бы Ной раскинулся морской звездой поперек матраса, он, наверное, смог бы коснуться всех стен их комнаты одновременно. Их кухонный уголок – это переносная плитка в шкафу. Посуду они моют в ванной, которая достаточно просторна, чтобы они могли встать в ней вдвоем.

София вроде как не имеет ничего против. Она уверяет, что счастлива, но сколько бы раз это ни повторяла, Ной не может поверить. Он сказал ей, что унаследовал состояние от своих родителей, которое из-за каких-то бюрократических проволочек зависло между банками. Его родители ничего ему не оставляли. София никогда не просит у него денег и никогда не обвиняет его во вранье, и все же он снова и снова слышит собственную ложь, слетающую с губ, как будто если почаще повторять, она станет правдой.

Он отрывает взгляд от ее тела, но ему больше не на чем остановиться. На месте винтажных киноафиш Ноя теперь висят фотографии с последней Недели моды коллекции осень-зима. Софияв Chanel, Dior, Louis Vuitton и Lacroix. Она создает крутое портфолио. Жаль, что участие в показах не приносит особого дохода.

Она переворачивается на живот, лампа отбрасывает свет на ее ягодицы. Пролистывая соцсети на своем телефоне, София говорит ему: