– Какая бойня, – пробормотала она, блуждая среди тел и выглядывая, чем бы поживиться. Она уже не один десяток раз видела подобное и все же каждый раз отмечала: «Какая бойня» – хотя не то чтобы это ее как-то задевало. А может, в первый раз и задело, теперь уж не вспомнить.

Ветер пошевелил волосы на Вогтовом затылке, пушистые и светлые. Вогт повернулся и подставил нос ветру с щенячьей кротостью. Тут Наёмница осознала, что неотрывно таращится на него, и отвела глаза, виновато, как застигнутая врасплох. Глаза убитого пленника были раскрыты и смотрели вверх, на красное оперение стрелы, торчащей из его лба.

– Лошадь! – услышала она радостный вскрик Вогта. – Лошадь!

Извергая счастье, Вогт бухнулся на колени. С возрастающим ожесточением Наёмница наблюдала, как он пытается поднять и гладит тяжелую лошадиную голову. Он проводил пальцами по полосе белой шерсти – ото лба до навсегда замерших ноздрей, и снова – вниз ото лба; в немом восхищении трогал ее уши, похожие на мясистые листья какого-то цветка. «Умильно», – подумала циничная Наёмница, то презрительно усмехаясь, то мрачно сжимая губы.

– К чему эта дурацкая счастливая рожа? – грубо спросила она. – Кобыла истыкана стрелами как ежиха колючками.

– Я так мечтал увидеть лошадь, так хотел к ней прикоснуться. У нас в монастыре не было лошадей, мы же никуда не выезжали.

– Ну, вот ты увидел, вот потрогал дохлую лошадь, ликуй и прыгай! Хватит, наверное, дурака валять? – она давилась гневом. Что за недоумок! Одни хотели смерти; этот не замечал ее в упор. Она не знала, что хуже.

Наёмница наклонилась к лошади и, порывшись в притороченной к седлу сумке, пробитой стрелой, выудила каравай. К счастью, плотная кожа, из которой была сделана сумка, не позволила хлебу пропитаться кровью. Впрочем, на его питательность это обстоятельство все равно бы не повлияло.

– Еда. Я нашла еду. Давай и ты займись делом. Оружие, пища, кое-что из одежды и обувь – мы за этим сюда пришли, а не на мертвых кобыл любоваться.

Она принялась сноровисто обыскивать трупы конвоиров (едва ли те предполагали, ведя пленных на расправу, что скоро полягут мертвыми с ними заодно). Привычное, обыденное действие даже немного успокаивало ее, запутавшуюся в странностях этого дня. Вогт последовал ее примеру, но невнимательно и неумело, так что от него, в общем, не было толку.

Удача ей улыбнулась: она наткнулась на замечательный темно-зеленый плащ, даже не рваный, лишь один край залит кровью, на что можно не обращать внимания. Такую хорошую вещь ни за что бы не оставили, напади на них кто-то другой, но кочевники почти ничего не забирали – у них была своя одежда, свое оружие, изобретательное и очень опасное, чужого они не признавали. Хм… и откуда они только взялись, возникнув на чистой линии горизонта?

На плаще везение не закончилось: Наёмница отыскала меч – небольшой, легкий, точно ей по руке – и в восхищении провела пальцем по гладкой стали. Да, это действительно прекрасный меч. Но глупый мальчишка едва взглянул и сказал:

– Брось.

Она обозлилась.

– Как мы будем без оружия?

– В нашей Игре нам не нужно оружие. Брось. Оно все только испортит.

Он говорил так убежденно, что Наёмница неожиданно сдалась, с сожалением разжав пальцы. Ошеломленная, она помотала головой. Да что с ней такое, почему она подчиняется этому кретину? Ей не выжить и пару дней без оружия. Вокруг слишком много опасностей. И опять эта «Игра». Что вообще представляет собой Игра?

– В какое положение ты нас ставишь? Мы не сможем защищаться, нам останется только убегать, – попыталась она вразумить Вогта.

Он пожал плечами.