– Санни, дорогая. Наконец-то.

– Бабушка, – она поцеловала ее в загорелую морщинистую щеку и вошла в дом.

Здесь всегда пахло как-то по-особенному – высушенными травами, которые любила собирать Мона, над кухонным островком на палке, свисающей на тросах с потолка, висели пучки лаванды, вербены и еще каких-то трав, названия которых Нина не знала. Ее дом был небольшим, всего две спальни и гостиная. После смерти мужа она продала тот большой дом, в котором выросли ее дети, можно сказать, и внуки.

Нина отнесла вещи в комнату с обоями ситцевого рисунка, двуспальной кроватью, креслом у окна и телевизором.

Потом вернулась на кухню, чтобы помочь накрыть на стол, спросила:

– Ба, что случилось с Дэном?

– Ему стало плохо, вызвали скорую, остановилось сердце, он умер в машине на пути в больницу. Мне позвонил его управляющий, – она глубоко вздохнула. – Я только вчера приехала от него с виноградников, да он все время потирал грудь последнее время, я сказала ему показаться врачу, он пообещал на следующей неделе сходить… Он был веселым, как всегда, но последнее время с ним явно что-то происходило… его что-то очень сильно беспокоило.

– Ты думаешь, у него что-то болело?

– Нет, я не про здоровье, я про жизнь, – ответила бабушка, раскладывая стейк на тарелки, – про его винодельню, виноградники, склад… модернизацию которую он затеял. Каждый раз, когда я заводила разговор на эту тему, он как всегда говорил: «Не беспокойся, Мона, все идет хорошо». Что хорошо? Этот безумный кредит?! Я узнала об этом безумном кредите от его управляющего.

– Кредит?! Он взял кредит? – спросила Нина, как только они сели за стол, и она стала раскладывать салат. Мона тем временем разливала в бокалы красное вино.

– Конечно, чтобы модернизировать склад и винодельню, его уговорил его бухгалтер, насколько я поняла. Если бы я до сих пор вела его бухгалтерию, я бы ни за что не согласилась, мало того, даже думаю, смогла бы его отговорить.

– Я не знала об этом, он мне ничего не говорил.

– Он никому последнее время ничего не говорил. Хотела бы я заглянуть в его финансовые отчеты, что там нагородил этот идиот бухгалтер.

– Ты же как год перестала заниматься его бухгалтерией, да? – Спросила Нина, отламывая кусочек хлеба.

– Точно. И уверяю тебя у меня все было в порядке… а сейчас я уже не уверена в этом. Сегодня утром мне позвонил менеджер и сказал, что ходят усиленные слухи, что винодельня Дэна будет выставлена на торги. Ты ничего не слышала?

И Нина вкратце пересказала бабушке разговор с мистером Марчиони, который очень хотел приобрести «Сонома Ярд Вэллей».

– Но пока поверенный Дэна не огласит завещание, никто не сможет получить финансовую отчетность о его винодельне. Никто, даже этот настырный мистер Марчиони, – добавила Нина.

– Интересно! – как бы задумавшись, произнесла Мона, потягивая вино. – Марчиони значит… опять взялся за свое.

– Что ты имеешь ввиду? – спросила Нина.

– А! Да так ничего, ешь, уже все остыло, ты, наверное, проголодалась, – и бабушка занялась едой, но каждый раз, когда Нина бросала на нее взгляд, то замечала, что Мона о чем-то очень сильно думала, судя по ее отстраненному взгляду.

Остальная часть ужина прошла в тишине.

Нина тоже задавалась вопросом, почему мистер Марчиони так хотел заполучить виноградники Дэна, и чутье ей подсказывало, что это было не совсем связано с бизнесом, скорее с чем-то личным. Но что могло быть личного у Дэна с этой известной семьей, она даже не могла себе вообразить.

Они сидели в гостиной в креслах, фоном работал телевизор, попивая шардоне, когда раздался телефонный звонок. Бабушка с трудом поднялась и подошла к комоду, где лежал телефон.