Озираясь, спросил шёпотом:

– Бабки твоей нет?

– Куда-то, – говорю, – упорхнула уже. Так хорошо полечил её…

Максимыч плачущим голосом:

– Саша, не приводите её больше, не надо. Меня учила лечить одна умная женщина. Прожила сто лет. Говорила: «Бойся чёрных людей». Твоя бабка чёрный человек. Я стал лечить, с меня всё, как в яму, ушло. Обычно, чайку попью, минут десять посижу и восстанавливаюсь, следующего пациента принимаю. Бабка утром у меня была, сейчас вечер, я ещё не отошёл. Видишь?

И поднимает руки, а они у него ходуном ходят. Бешеный триммер.

– Ладно, – говорю, – скажем, что ты уехал.

Максимыч обрадовался:

– Скажите-скажите! И не скоро вернусь.

Баб Зину в Казахстане наши родственники нахваливали, мол, такая искусница. У брата Ильи жена Света подходит к своей калитке, вдруг чувствует, с лицом что-то, выхватила зеркальце из сумки, а у неё не лицо, а луна в период полнолуния, расплылось ни с того ни с сего. Побежала к баб Зине:

– Ой, спасай, помогай!

Та давай ругаться:

– Это Валька, дрянь такая, сделала, колдунья чёртова, сейчас сниму.

У них в селе насчитывалось три знахарки, конкурирующие друг с другом. Баб Зина воск отлила, «порчу» сняла. Луна лица бесследно у Светы исчезла.

Одним словом, есть подозрение: сама «делала», а потом сама же и лечила. Чем не бизнес.

С баб Зиной мне повезло, загруженность на работе не позволила брать у неё уроки. В эту болотину не встрял. Хотя баб Зина усиленно подтягивала к себе, мол, передам опыт целительства. Поделюсь всем, что только сама знаю, ничего не утаю. Будешь всегда при деньгах и уважаемым человеком.

Кроме баб Зины в тот памятный год познакомился с женщиной, на двенадцать лет младше моей жены, имя то же – Марина. У обеих отцы – Василии Николаевичи. Обе одеваются со вкусом, у одной и другой гуманитарный склад ума, но и предприимчивость деловая. Параллелей много.

С той самой первой встречи с Мариной проскочила между нами искра. После неё дым пошёл коромыслом.

Мама до смерти простить себе не могла: сама любовницу сыну в дом зазвала.

Марина походила на одного из ангелов из сна, того, который приблизился к окну. Со вторым позже тоже довелось встретился. И не один раз.

Жена быстро почувствовала – у меня роман на стороне.

Сказал ей:

– Да, немного увлёкся, но это, временно, не бери в голову.

Даже попросил разрешения в театр с Мариной сходить.

Само собой – «взяла в голову».

Ума много не надо, представить, что творилось у жены в душе. Какое-то время сдерживалась, терпела, надеялась – перегорю, перебешусь.

Затем начались скандалы. Жена не из тех, кто будет безропотно сидеть в уголочке, платочком слёзы утирая. По всем законам конспирации и диверсионной деятельности принялась вести слежку.

Я снял Марине квартиру на Лермонтова, утром выхожу оттуда в бодром настроении, что за напасть? Все четыре колеса моей машины проколоты. Огляделся, ни у одного автомобиля, рядом стоящего, нет дырявого сюрприза, все целёхонькие, лишь моя небесной синевы «тойота» полностью обезножила. То есть, удар нанесён адресно.

На дворе в разгаре лето, я весь в белом. Даже туфли светлые. Пришлось пиджачок сбрасывать, доставать ключи и заниматься далеко не конторской работой… Часа два провозился. Колесо сниму, тащу на вытянутых руках, чтобы рубаху, брюки не измазать, в шиномонтажку. А там метров пятьсот. Так четыре раза.

Вторая акция была направлена сугубо на Марину. Пока я был на работе, жена на Лермонтова нагрянула с моей мамой. Прихватила свекровь для увеличения ударной силы воздействия на разлучницу. Мама сама рвалась обличить последнюю, приютила её у себя дома, а она, бесстыдница, в ответ на доброту влезла в чужую семью… Марина ушла в глухую оборону. Нападающая сторона, как ни давила на звонок, как ни колотила в дверь руками и ногами, как ни шумела, Марина не открыла. В итоге только что и удалось – мстительно нацарапать на двери большими буквами короткое и обидно для любой женщины слово. С тремя восклицательными знаками.