– Как твои походы в библиотеку поживают? – я старалась разукрасить свой вечер.

Миша посмотрел грозно, будто спрашивал: ты не успокоилась ещё?

– Но ты ведь сам говорил, что в свободное время любишь почитать книги в Публичной библиотеке… – я сложила руки в замок и спокойно продолжала следить за ходом матча, точно загипнотизированная.

– Я больше ничего тебе рассказывать не буду.

– Но как-то же нам придётся общаться, – признаться, меня друг не мог напугать своими резкими словами. В глубине души я ощущала к себе глубокое расположение. И шутка ли, как раз благодаря рассказу оно всё росло в Мише.

Потом в бар пришла наша знакомая Катя. Ей было девятнадцать. Юный хипстер с большими глазами, точно из аниме. Она всегда носила бордовую шапочку, даже в помещении.

– Садись, дорогая, – я освободила своё место и передвинулась демонстративно на один стул. – Миша так рад тебя видеть! – Друг покачал головой и прищурил глаза: теперь он был готов к любому моему трюку.

Малышка болтала без умолку. Признавалась, что друзей у неё нет, и вообще жить в Петербурге одиноко. Пошло шутила, хотя ей это совсем не шло, но девочке казалось – вполне, так сказать, подходило стилю заведения. После пинты она решила выпить малиновой настойки, и я тут же заметила, как правая часть её лица покрылась крупными пятнами – аллергия танцевала зловещую ламбаду. А крошка так опьянела от напитка и разговора с моей образной настойкой, что совсем не замечала надвигающейся опасности.

Оказывается, даже один шот принятого может быть провокационным и ядовитым. «Как символично» – пронеслось в моей голове. Я внимательно посмотрела на Мишу. При принятии самого себя, всего лишь стопки (и ту не допил), ему стало физически плохо. Он так отравился, что больше никогда не желал пить малиновую настойку в моём исполнении.

– Катя, – шепнула я на ухо малышке. – У тебя аллергия, будь осторожна.

Дальше я накинула пуховик, медленно повязала шарф, посмотрела на себя в зеркало и остановилась на мгновение. А что, если бы мне показали такую настойку? Как бы я отнеслась к подобному?

А мне, на самом деле, всё равно. Пусть я не переживала период наркомании или беспробудного пьянства в своей жизни, за спиной нет тяжёлых расставаний с мужчинами, мне всё равно. Наверное, потому что я никогда никого не любила, не успела открыть в себе глубинное сострадание и нежность. Да, как была холодной, так и осталась. И ведь все эти настойки, они не о тех людях, о которых гласит первое предложение каждого рассказа, они обо мне – каждая. Шифр, который стоит принять.

Описав Мишу, я описала себя. При соприкосновении с человеком, когда он кажется тебе интересным, ты перестаёшь на какое-то мгновение воспринимать, инициировать себя собой, ты и есть тот человек, что сидит напротив и рассказывает о себе.

И потом, главное, что содержалось в шоте, это уважение к непростому пути, по которому официант двигался, так же, как и мы все. Это его дорога, и он старался быть честным – меня это привлекло.

Мы переглянулись. Миша улыбнулся и я – в ответ. Да, наш конфликт потух. Осадок от выпитой настойки остался, но хорошо, что он есть. Определённо.

Единственное, что я не в силах понять, но стараюсь к этому относиться как к данности, так это следующее. Почему именно он, именно в этот промежуток времени открылся мне и показался настойкой… Что заставило включиться мою голову? Этого я понять не в силах. Остаётся успокаивать себя: в истории нет сослагательного наклонения, значит, так надо было. Ключевые слова, между прочим, и если в них вдуматься, становится хорошо, как после принятия транквилизатора. Почему? Так ведь кто-то берёт изначально на себя ответственность, кто-то обладает большей инициативой, чем ты в твоей же жизни. Значит, есть право на ошибку, есть и право на заблуждение.