Миша ухмыльнулся.

– Ну конечно, не имеешь… И вот ведь понимаешь ли, я всё думал, такая кроткая, скромная, молчит много, а оказывается, ты в это время всё видишь в своём свете.

– Но я же стараюсь быть искренней, Мишенька! Ничего не приукрашиваю.

Официант отчаянно махнул рукой и скрылся из виду. Казалось, он выругался, и не один раз, но мне в лицо говорить этого не стал.

– Вообще, мне всё равно (не буду приводить в тексте дословное выражение, думаю, вы и так поняли, о чём именно идёт речь), и ты можешь делать всё, что тебе хочется, – вновь заказ, вновь пришлось его выносить.

И так целый день на ногах. Крутишься, учишь иностранцев безобидному мату, ждёшь чаевых, которые тут же готов потратить на бокальчик Гиннеса.

– Я такой человек, ни к чему и ни к кому не привязан, я могу даже записать этот твой бокал на себя – настолько мне всё равно.

– Мишенька, не надо.

– Нет, надо, надо! – уже сам не понимая зачем, он заставил бармена вбить новую позицию в его счёт. – А потом ещё и ещё!

Из кухни донёсся звон колокольчика – Миша скрылся.

О, дорогой читатель, что же я натворила? Думаю, это очевидно. Дала почитать одной из настоек рассказ о себе, вот и всё. И как вы, должно быть, понимаете, сей опус моему герою не приглянулся. А как же так получилось, спросите вы?

Наступило восьмое марта, и я со своими подругами отправилась отмечать праздник в любимый бар. Там за стойкой сидел Мишенька, он отдыхал, вовсю шла не его смена. Я так рада была его видеть и ощущала себя смелой и энергичной в международный женский день, что по какой-то нелепой случайности решила дать почитать мой рассказ другу. Так сказать, чтобы от настойки он тут же опьянел. А получилось, что он от одного шота упал навзничь, образно выражаясь.

Прошло, признаться, пару месяцев с тех пор, как настойка была готова. Я не перечитывала её много раз, ибо привычки подобной не имею, и потому успела забыть некоторые куски, и в общем создавалось впечатление, что рассказ должен понравиться моему герою, так как он виделся мне совершенно безобидным.

После первых двух абзацев Мишенька бросил чтение. Его душил гомерический нездоровый хохот, он не мог остановиться. Покраснел, потом выбежал курить.

Бедный, он явно планировал отдохнуть, а из-за моего «невинного» рассказа решил скрыться поскорее. И вот, спустя неделю после инцидента, мы встретились вновь.

Мишу я любила как брата и за многое уважала, а потому старалась строить глазки в наиболее удачные моменты. Я поняла, что лёд тронулся, когда под конец своей смены он решил сесть со мной рядом, воткнуть в уши музыку и уставиться со мной в одном направлении – экран телевизора, где транслировали очередной футбольный матч.

Он посмотрел на меня и улыбнулся мягко.

– Чего ты?

– Миша, ну поговори со мной!

После некоторого молчания он буркнул:

– Задавай тему.

Так стало очевидным, что один из реальных моих персонажей простил мне писательскую дерзость.

Миша никогда больше не заговаривал со мной о рассказе, от других только я слышала, что друг был против знакомства остальных с занимательной историей. При нём никто не читал, но без него, дорогой читатель, почти все с моей помощью успели выпить шот малиновой настойки и ничего крепкого и горького в ней не нашли.

Миша ухмыльнулся.

– Что такое? – неужели не прошла душащая его ярость.

– Ромашковый? – он резко повернулся ко мне и вынул наушники. – Серьёзно?

– А каким он был? Не ромашковым разве? – наконец я закончила бокал.

– Пакетированный чёрный. Самый обычный.

Может быть, для красного словца я и добавила от себя эту деталь. Честно, не помню, но почему-то действительно кажется, что чай, который он пил в промежутках, был ромашковым. Да и потом я не вижу ничего плохого в таком напитке, он не умаляет мужского начала, если смотреть на вопрос с этой стороны.