– Однако! Не щадит она сестричку, – заметил Алик. – Похоже, не ладили.

– Она реалист, кроме того, лет на пятнадцать старше. Если уж решилась прийти к частному детективу, то понимает, что врать без толку. Я же не полиция. И приличий соблюдать не надо. Ее сестра рано вышла замуж, так как хотела уйти из-под надзора родителей. Мужа не любила. А тот получил в руки семейный бизнес – и все в дамках. Не работала, не училась, подружки, тряпки… Стала пить, сбежала из диспансера – ее пытались лечить…

– Сильно пила?

– По бутылке красного в день. Это как, много или мало? Мужу по барабану, он безвылазно сидит в Зареченске, там у них мебельные цеха. Ночью смотрела сериалы, спала до полудня, принимала снотворное.

– Почему она хотела, чтобы эту девушку уволили? Может, у нее роман с хозяином?

– Не похоже вроде. А там – черт его знает. Я с ним еще не говорил. О хозяине она отзывается с симпатией. И еще… Поставь себя на ее место, Дрючин. Представь себе, что ты молодая привлекательная бедная девушка… – Шибаев ухмыльнулся. – Представил? Тебя оболгала и с позором выгнала твоя хозяйка, полное ничтожество. Что ты почувствуешь к ней?

– Ну… ненависть, наверное.

– Хорошо. А если я задам тебе вопрос: а скажите, Виктория, что вы думаете о вашей хозяйке? Что ты скажешь?

– Что она сволочь, – ответил Алик.

– Именно, Дрючин. А она отзывалась о хозяйке слишком сдержанно. Как-то это нетипично, я бы сказал, не по-женски. Правда, у нас знаток женщин ты, а не я.

– Согласен. И что?

– Или сильный характер, или презирает ту настолько, что не хочет опускаться до ее уровня. Или…

– Или?…

– Или роман с хозяином, ты сам сказал.

– Тогда бы она сказала, что хозяйка не только сволочь, а еще много всяких интересных слов, уж поверь. Ревность – страшная штука, Ши-Бон, сам знаешь. А если все-таки роман… Ты считаешь, что муж накормил ее таблетками?

– У мужа алиби. Таблетки она приняла сама. А вот кукла… Черт ее знает.

– Ты думаешь, он хотел ее напугать и подложил куклу?

– Не знаю. Вита говорит, что он даже не знает, что такое вуду, весь в своем бизнесе. У этой женщины в доме бывали подружки, они проводили всякие магические ритуалы, и у нее были какие-то книжки по магии. – Шибаев упорно избегал произносить имя хозяйки.

– Идиотская мода, – заметил Алик. – Все как с цепи сорвались с этой магией. Ты думаешь, кто-то из них? Зачем?

– Дурака валяли. Не знаю, Дрючин. Сестра говорит, она слышала, как ночью в доме кто-то ходит, передвигает мебель и играет на пианино.

– Галлюцинации? Она вообще психически здорова? Была…

– Снотворное и бутылка красного, Дрючин. Я осмотрел ее спальню, потом гостиную. Крышка пианино была открыта, на полу – разбитая фотография: она с мужем на лыжном курорте; посередине – следы высохшей лужи. Елена Федоровна сказала, что утром, когда она пришла, она увидела на полу перевернутую вазу и разлитую воду. И белые лилии. Вазу она поставила на журнальный столик, лужу вытерла. Подняла с пола фотографию. И пошла будить сестру. Ночью та звонила и просила приехать, а она ответила, что приедет утром.

– И теперь чувствует себя виноватой.

Шибаев кивнул.

– Пришла, а та мертвая. Ну, она сразу «Скорую», те полицию, и так далее. Разбитая фотография, лицом вниз… Никаких мыслей?

– Может, сбросили на пол намеренно? Может, она сама и бросила? Может, она лунатик?

– Может. А ваза целая. Большая ваза тонкого стекла – целая. Клиентка говорит, что она, видимо, поскользнулась в луже и упала, ее ночная сорочка была еще мокрая.

– И что?

– А то, что ваза не разбилась.

– И?… – Алик с недоумением смотрел на Шибаева. – Не разбилась, и что?