– Кхм… Ты бы лучше следила за собой… В смысле, за товарами, черт побери, – заметил Пассье, обращаясь будто к картине.

– Но это ВЫ как водяной мчались… Эйма теперь разлита вся… – парировала незнакомка в сторону разводов на полу.

– Думаешь крохи купили б, серьезно? – «уточнение» было вершиной эмоциональности: росинки язвительности проступили на ней. – Пф… Этого не хватит, чтобы заправить даже фонарик.

– Но…

– На! – юноша сжал челюсть и нервно постукивал по карману, косясь на ведро. – Возьми, – он бросил пятьдесят марок перед собой.

Купюра спускалась в унисон, возможно, искренней благодарности девушки. Пассье впервые встретил ее глаза: удивленные, с голубой ноткой задумчивости и тошноты, а посреди облаков загорелся небольшой огонек. Но незнакомка быстро прервала контакт, облокотившись телом на свои каракули. Она беспрестанно сжимала надорванную юбку.

– Кхм… Сама нарисовала? – слова Пассье опередили мысли.

– Да… Нравится Вам? Купить хотите?

– Нет, – в полуразвороте ляпнул он и поспешил вернуться к своей цели, даже не зная, взяла ли странная деньги. Да и ему было плевать: заплатил, пусть и не своими, значит придется найти ещё, но это было неважно.

…

Тучи рассосались к тому времени, как Пассье вышел на улицу войны цветов, ведущую прямиком к посольству. После конфликта, когда было решено открыть представительство, отсюда вывезли практически всех гражданских, чтобы, пожалуй, в случае начала нового, не жалко было бы разбомбить часть города. Сейчас же подобие жизни в этом районе вели только мыши, да редкие полицаи, приглядывающие за «почетными гостями».

Завернув в один неприметный закуток под звуки крошащейся штукатурки, юноша нащупал в отдалении механизм похожий кирпич и надавил, приоткрыв под собой тайный ход. Насколько тайный – сложно было сказать, но о нём из свиты посла знали только некоторые офицеры. Спустившись по лестнице, Пассье достал электрический фонарь, осветив с третьего раза коридор, и нажал на ещё одну скрытую кнопку, оставив себя один на один с затхлостью и писком грызунов.

Туннель шел прямо в подвал древней крепости, где и разместилось посольство. Стены были сложены прочным черным кирпичом; технология, похоже, была утеряна, поскольку никто даже не знал кому принадлежало сооружение. Оно располагалось у самого моря и занимало невероятно обширную область; словно отдельный город. Внутри были все необходимые для жизни блага, благодаря чему выходить разрешалось только с разрешения и генерала, и посла – то есть никогда. Припасы с родины же доставлялись по воде на паровых баржах.

Пассье уперся в тупик, и снова механизм никак не выделялся на фоне кирпичей. Как только молодой человек активировал его, песок посыпался с потолка, который сдвинулся в стену, а по бокам выступили ступени.

Выходя из кладовой, Пассье отряхнулся и аккуратно выглянул за дверь – никого. Нужно было возвращаться в казармы, а по пути он пересчитал деньги: тридцать три тысячи, сколько ценности в этих бумажках? Юноша не имел понятия. Гарнизону платили талонами: на еду, бытовые принадлежности, одежду. В случае выговора провинившийся лишался талона, а соответственно и пропитания. Надо сказать, мало кто из солдат сомневался в подобных дисциплинарных взысканиях – субординация была безукоризненной. Обычно.

Внезапно впереди открылась дверь. Пассье едва успел распихать по карманам банкноты, как генерал Рюс перед ним сверкнул медалями на мундире. Его налаченные волосы пытались прикрыть залысину чуть выше лба – шрам от осколка гранаты. Пассье долгое время служил под его командованием и отлично помнил, как во время войны тот не любил засиживаться в окопах и кровью заслужил ордена. Тяжелый проницательный взгляд коменданта заставил молодого человека вытянуться по струнке: