– В течение двух недель, а то и дольше в дом многодетной мамы, которую мы повстречали сегодня в «Бе… Море», после собеседования кандидатки на должность домашнего персонала приходят к этой же нанимательнице, потому, что менеджер направляет нас именно к ней, одну за другой, а она нам не оплачивает за отработанный день. Вот и эта такая…, в доле с сотрудником. – Я понимаю, – Людмила согласно кивнула, – в этом агентстве мы нередко встречаем знакомых хозяек таких, кто меняет свой персонал практически через каждые два, три месяца, якобы с целью подбора сотрудников, а реальности ими проводятся пробные дни, чтобы даром использовать труд, вообразите – классная же, экономия!

После недельных метаний, по разным агентствам, наступили воскресные дни. В субботу, после полудня Владимир Арнольдович, сообщил, что ему нужно зайти к коллеге, убрав посуду на кухне, Людмила проследовала к шифоньеру, достав из него спортивный костюм, тёмную куртку с гладким небольшим воротом, с молниями на манжетах и длинной молнией впереди, что служила застёжкой, оделась.

В прихожей, сунув ноги в полусапожки и обувшись, поджидала Владимира, пока тот обуется, через время, подала ключ от квартиры и вскоре, они спускались на лифте, направляясь к коллеге Владимира. Через пару минут показались высотки, они заходят в подъезд, идут к лифту. Двери лифта открываются, входят внутрь.

– Какой этаж? – поинтересовалась Людмила.

На седьмой, – отвечает Сысоев, нажимая на кнопку, лифт поднимается выше.

Людмила и Владимир Арнольдович выходят в небольшой холл лестничной клетки, с площадки в квартиру, попадая сразу в небольшое пространство прихожей при входе логова, так называемого холостяка, если не учитывать длительность их отношений с Алей. Раздевшись, Людмила с Сысоевым проходят по узкому коридору в гостиную, интерьер стиля шестидесятых, где они расположились на мягком диване, а напротив, восседая на крутящемся стуле, полу боком к компьютерному столу, тонированному под орех, хозяин квартиры. Не мешая беседе мужчин, Людмила с интересом разглядывает картины: «вот полуобнаженная женщина в акварели, и не удивительно, зная сексуальность Владимира, а рядом карандашный рисунок Эйфелевой башни, и вид Елисейских полей в Париже».

– Я привёз их, как тебе, нравится? – поинтересовался хозяин квартиры, так просто и так естественно прозвучал голос коллеги Владимира, при этом, он поедает Людмилу глазами, а она, кажется, что понимает того с полувзгляда; ощущая, что в голове сидящего напротив неё варятся самые сексуальные мысли, но отвечает несколько сдержанно:

– Да…, – вопрос притянул её мысли к разочарованию в прошлом, к хронике лет, пригвоздивших к стране с судебными законами, ограничивающими данные Конституцией права человека, сделав Людмилу не выездной, отрешившись от мужчин, что вели разговор, погрузившись в размышления о любовной связи и о правах свободного передвижения граждан: Как же, мне хотелось иметь свою личную жизнь, в то время, борясь за наследство, я стремилась к тому, чтобы жить в своём доме с любимым мужчиной, а теперь испытываю лишь досаду, только подумав о том; Сколько провела бессонных ночей за письмами, обращаясь в различные правовые инстанции; прокуратуру, полицию, множество доказательств собрала для суда, судьям которые, как только я подавала в суде, если, что не смялись, глядя прямо в глаза, словно оглохшие…, будто бы, говоря: «Правосудие принимает лишь деньги, а доказательства ваши в суде не берутся в расчёт».

Между тем, покинув флешбэк, вернувшись в реальное время из проекции прошлого к причинам соотношения, приведшим к моменту, отвращения к личности до неприязни, пребывать в обстановке с Владимиром, подумала: «Париж, как далека я от него, повязанная проблемами, из-за поглотившей года, бескорыстной любви…, теперь, только и остаётся, что любоваться на выкрутасы „кощея“, смена лиц, как на обложке журнала, а что там внутри, жизнь не пролистаешь от конца до начала, не чтение арабской книги».