– Были ли вы на похоронах? – спросил я ее чуть позже, когда горничные стали убирать со стола.

– Была, – вздохнула Анна Аксакова, и прозрачные глаза ее с томной поволокой все-таки заблестели от нахлынувших слез.

– Вы любили его? – спросил я с сочувствием.

Она подняла на меня глаза и медленно выговорила:

– Не знаю, – Анна помолчала немного, а потом нервно воскликнула:

– Вы только подумайте, я бы уже овдовела!

– Но вам вопреки всему удалось-таки избежать столь печальной участи, – заметил я с невольной иронией.

Мира бросила на меня укоризненный взгляд и ущипнула за локоть. Хотя она ничего при этом не сказала, но я так и услышал ее слова:

«Яков Андреевич, вы просто невыносимы!»

И я отмахнулся от ее взгляда, словно от наваждения.

– Что с вами? – поинтересовалась Аксакова.

– Нервы, – я улыбнулся как можно любезнее. – Вы ведь тоже готовы расплакаться!

– Даже не знаю почему, – ответила Анна. – Виталий-то интересовался мной только корысти ради!

– Вы считали его мошенником?

– Ну что вы, – возмутилась Аксакова. – Это, пожалуй, сказано слишком громко! – она улыбнулась и рукою поправила и без того безукоризненную прическу. – Виталия погубило его пагубное пристрастие, – сказала она даже с некоторым презрением. – Он обещал мне бросить играть. Я ведь как-то ссудила ему семьсот рублей, – Анна махнула рукой. – Но все без толку!

– Вы уверены в том, что он покончил с собой?

Анна вспыхнула и пролепетала:

– А вы полагаете, что?..

– Я только интересуюсь, – сказал я в ответ.

– Но это очень странно, – заметила Анна Александровна. – Хотя…

Я насторожился, мне показалось, что девушка что-то знает, но не решается мне сказать.

– Вы вспомнили что-то подозрительное? – поинтересовался я.

– Я видела его в обществе странного человека, типа пренеприятнейшего… По-моему, он промышляет себе на жизнь чем-то грязным, мерзким, – Анна сморщила свой очаровательный носик. – Мне кажется, что он шулер – добавила девушка вполголоса, словно считала это слово неприличным в устах воспитанной девицы, каковою она считала себя.

Я заключил, что наш разговор удался, и покинул Анну вполне довольный собой, особливо от того, что ее знаменитые тетушки так и не появились. Паче всего меня радовало отсутствие Авроры Вениаминовны.

В карете, уже оставив Сергиевскую улицу далеко позади, я вспомнил про записки Виталия, заглавную букву «А» и цифру семьсот. Выходило так, что под этой буквой Виталий обозначил свою невесту.

– Где ты познакомилась с Анной? – обратился я к Мире, погруженной, похоже, в собственные невеселые мысли. Индианка не сразу меня услышала.

– Мира! – снова позвал я ее.

В этот раз Мира отозвалась:

– Вы о чем-то спрашивали, Яков Андреевич?

Я кивнул и повторил свой вопрос.

– Меня с ней познакомил Рябинин, – невозмутимо ответила индианка, словно говорила о вещах само собой разумеющихся.

Серж Рябинин, мой приятель, гвардейский офицер, жгучий брюнет с цыганскими глазами, с некоторых пор сделался ее поклонником, которому она так и не удосужилась ответить взаимностью, но тем не менее благосклонно принимала его ухаживания.

– И какое же отношение он имеет к Аксаковой? – осведомился я, начиная уже терять терпение. От дела Виталия Строганова у меня к этому времени голова кругом пошла.

– Самое непосредственное, – сказала Мира, поправив кружевные манжеты.

– А нельзя ли конкретнее? – я весь уже превратился в натянутую пружину, готовую вот-вот лопнуть.

Мира это заметила и воспользовалась моментом, чтобы поиграть на моих нервах. Скорее всего, это была маленькая месть с ее стороны в ответ на мое невольное невнимание.

– Разумеется, можно, – отвечала она. – Серж приходится ей каким-то троюродным кузеном.