– Ну, вспомнил тоже, – сказал Ян, – событие почти трехмесячной давности.

– Так ведь нет гарантий, что она снова это не сделает.

– Вот как за руку поймаем, там и посмотрим.

– Опять накормишь конфетами и по головке погладишь. Дядюшка…

– Не завидуй.

В сетке футбольных ворот среди белизны просигналило ярко-оранжевое – оставленный кем-то ещё с пятницы мяч, убедился Ян, когда, взрывая снег, подошёл поближе. Да, нескоро теперь неофитам играть здесь на свежем воздухе… Надо бы открыть им помимо имеющихся ещё пару локальных площадок. И вернуть мяч в инвентарную спортзала.

– Погоняем? – предложил Рик.

– Это будет выглядеть, как борьба в грязи.

– Ну и что. Скажи проще, что тебе лень.

– Мне лень. Но он всё-таки пригодится.

Совсем скоро мяч был поднят, очищен от налипшего снега и превращён в снеговиковую голову, за неимением пишуще-чертящего оставленную без глаз и рта. Снеговик остался и без рук – лезть в сосновые посадки за ветками по таким холмообразным сугробам никому не хотелось.

– Снеговик-инвалид, – подвёл итог Ян. – С головой-протезом. Вот жизнь счастливая: стой под снегом и ни о чём не думай.

– Ты опять за старое, Ян. Не хочется тебе, ну и не возись с этим контрольным графиком. Можешь оставить мне.

– Чтобы меня потом совесть заела? Нет.

– Сегодня у тебя была отличная возможность заодно отморозить и её. Почему не воспользовался?

Ян похлопал друга по плечу.

– Ты пытался развеселить меня, спасибо, но тут не в графиках дело, – Ян вспомнил о цвете цифр на часах. – Мне нужно кое-что проверить. Во второй половине дня активность дверей возрастает, и идти тогда вниз… нет, не хочу.

– Нулевой? – сочувственно спросил Рик. – А я собрался было предложить тебе добрести до озера.

– Да, – ответил Ян. – Поэтому отложим прочие гулянки до вечера.

Заместитель посмотрел на него – пристально, вдумчиво.

– Нет, – поспешил сказать Ян. – Нет, со мной нельзя. Ты же знаешь.

– Я и не рассчитывал. Просто у тебя теперь тоже кончик носа… только не красный – белый. И скулы. Как всегда при упоминании нулевого. Но за всё это время я так и не понял, злость ли у тебя так проявляется или страх.

– Если бы я ещё сам понимал, – вздохнул директор.

– Я тебя не обидел? – зам вдруг встревожился.

– Брось… Ну, я пойду.

***

Когда профессор создавал её, он совершенно не озаботился тем, чтобы придумать говорящее название. Ну, Организация и Организация, общность людей, которых связало странное, необъяснимое и чертовски интересное, и этих людей, и себя в том числе, он легко окрестил Идущими, а вот централизованное их объединение в плане должного наименования будто бы сознательно проигнорировал. Ян несколько раз спрашивал у него, почему. Профессор пожимал плечами.

– А не всё ли равно?

Нет, упорствовал Ян, ни разу. Он был молод и не понимал, как такое могущество может обойтись без звучности, которая обозначала бы вес, положение, силу.

– Это всё человеческие тщеславные штучки – если именование, так чтобы погромче, если смерть, то геройская. Скромней надо быть, юноша.

– Но почему тогда вы придумали название нам?

– А я ничего не придумывал, – с удовольствием отвечал профессор, глядя на недоумевающее лицо. – Потому что это не название, а свойство.

Люди-свойства имели, как все прочие, две руки, две ноги и одну любопытную голову, иногда теряли что-нибудь из этого и умирали, ели, пили, спали, пакостили, дружили и дрались. Умели ходить через двери и не знали лингвистических барьеров. Мы, говорил профессор, могли бы быть для общества чрезвычайно полезными, если бы занимались чем-нибудь другим.

– А так что – занимаемся ерундой? – возмущался Ян. – К чему тогда всё это?