– Отойди, – проворчал брат, – смотри на работу мастера и учись.

Он присел, согнув ноги в коленях, расставил руки, захлопал ими, словно крыльями, и закудахтал.

Наступила тишина, что само по себе для шумного Нячанга невообразимо. В распахнутый рот хозяйки чуть не залетела муха.

Брат распрямился:

– Вот этого – две порции, – он растопырил два пальца.

Она уяснила! Брат торжественно поглядел на меня.

– Кудах-кудах? – повторила хозяйка и нерешительно указала на противоположную сторону улицы, где действительно продавали кур.

– Нет же! – чертыхнулся брат. – Какие тупые! Ну что тут непонятного? Я в обморок упаду от голода, пока получу эту грешную утку!

На наше счастье мимо шли две девчонки лет четырнадцати: длинные черные волосы с бантиками, синяя форма, белые гольфы, ранцы. Не близняшки, но одинаковые, как котята одного помета. Девчонки знали английский. Ну, как знали? Во всяком случае, мы пришли к общему мнению, что duck – это утка.

Нам ее и принесли – одну на двоих. Слону дробина. Заказать вторую мы не решились. Эту-то съели с трудом, поскольку за каждым нашим движением следило множество пар глаз, сопровождая манипуляции без вилок – их тут попросту не было, только палочки – ехидными, так мне казалось, комментариями.

Девчонки тоже остались, взяли себе суп, сели рядом и, делая вид, что не обращают на нас никакого внимания, весело защебетали.

Малышка смущала. Сунув палец в рот, она смотрела в упор. Я пожалел, что не захватил шоколадку «Аленка», для таких вот ситуаций и предназначенную. Порылся в карманах и дал малышке сверкающую десятирублевую монету. Дети во Вьетнаме скромные – она не взяла, поглядела на маму. Та снисходительно кивнула. Девчушка покраснела, схватила монетку и убежала, слава богу.

Вкусная была утка, хоть и костлявая: ароматная, сочная, пряная, – так и таяла на языке. Жалко, мало!

Наверное, долго еще вьетнамцы вспоминали двух русских парней, с чего-то изображающих – посреди белого дня! – то ли кур, то ли петухов.

Возле отеля разделывали дуриан.

Покупательница – симпатичная вьетнамочка – держала наготове раскрытый целлофановый пакет. Внушительная группа туристов глазела, затаив дыхание. В прямом и переносном смысле.

Продавщица вскрыла колючую «голову», разделила на половины. В каждой влажно сверкали сливочные доли «мозга».

– На вкус он как заварной ванильный крем, – сказал знаток из туристов.

Я сглотнул и нащупал в кармане донги.

– Крем, да, похоже, – подтвердила женщина с купальным полотенцем через плечо, – только плотнее, как мягкий сыр с трюфелями.

Я достал деньги.

Продавщица подхватила щипцами лоснящиеся куски. Покупательница высокомерно посмотрела на иноземцев, завязала пакет и удалилась. К прилавку никто не поспешил.

– От него отек Квинке запросто можно схлопотать, – скривился еще один турист-знаток.

Я спрятал донги и поглядел на брата.

– Дуриан, конечно, хорошо, – сказал он, – но не много ли для ночного перекуса? Еще успеем попробовать. Нас ждет лягушка!..

Она нас не ждала. Она тихо скончалась в холодильнике и уже благоухала почти как дуриан.

Дорога домой всегда почему-то кажется короче по времени, чем дорога от дома.

Страшно довольные собой, мы везли на север корзину, наполненную рамбутанами, мангустинами, лонганом – драконьим глазом и питайей – драконьим сердцем. В багажнике самолета в наших чемоданах прохлаждались ананасы и манго – зеленые, желтые, красные.

Чего только не попробовали мы во Вьетнаме: и бульон с черепахой, и мясо страуса, приправленное листьями лотоса, и знаменитый суп Фо – по мне, обычный суп с говядиной, лапшой, мятной травой и лаймом. Конечно, крокодила. Без счета омаров, крабов, креветок и устриц. Гребешков, приготовленных прямо в ракушках…