– Тебе и твоему брату я разрешаю остаться, – снова заговорил воевода. – Ты будешь при кухне – стряпухой.

От радости Лейла позабыла держать голову опущенной – и впервые взглянула воеводе прямо в лицо.

Вот уж чего Лейла не ожидала, так это того, что воевода окажется таким молодым. Он был от силы зимы на три старше Андриса, хотя светлая борода и прибавляла возраста. Только сейчас Лейла заметила, что из всех мужчин Андрис был тут единственным безбородым – по крайней мере, насколько хватало глаз.

А ещё воевода был высоким – на добрых полголовы выше Андриса, а уж о Лейле и говорить нечего. Шлема на голове не было, но в нагрудных пластинах доспеха отражался огонь, а на богато изукрашенном поясе висели ножны с мечом. Но будь он даже босой и одет в робу, Лейла всё равно нутром бы почуяла, что это птица другого полёта – не чета им, деревенским, не чета даже немногим виденным ею городским, и уж, ясное дело, не чета этим олухам – Осберту и Альвину.

Настоящего воина видать за версту – даже ей, неучёной деревенщине.

– А мне что прикажешь, воевода?

Поглощённая своими мыслями, Лейла не сразу сообразила, что это подал голос Андрис.

– И тебе дело найдётся, – невозмутимо ответил воевода. – Стрелять научим. Если повезёт, то и меч себе раздобудешь. А пока землянками займёшься, там работы – непочатый край. Крыши дёрном обложишь, щели законопатишь, да ещё и печки сложить надо – зима не за горами.

– Ай, спасибо тебе, воевода! – обрадовался Андрис. – Кланяйся, дура! – зашипел он Лейле в ухо.

Та поспешно согнулась в поясе.

– Только вот жалобу до тебя имеем!

От ужаса Лейла чуть не ткнулась носом в землю. Ой, что сейчас будет! Что Андрис творит? Вот осерчает воевода да и прогонит их к лешему!

Но воевода лишь поинтересовался всё таким же ровным голосом:

– Что у тебя за жалоба?

– Да вот они – Андрис ткнул пальцем в сторону Альвина с Осбертом – хлеб отобрали и сало! Последнее, трудом нажитое…

Воевода сделал знак рукой – и Альвин и Осберт выросли перед ним, как из-под земли.

– Снова, значит, за старое взялись.

Ражие парни молчали, только Осберт ковырял землю носком сапога.

– Копья!

Лейла не поняла, что он имеет в виду, но Альвин с Осбертом, видно, поняли – молча, по-прежнему без единого звука, протянули свои копья двум воинам, стоявшим позади воеводы.

– Воин не бывает вором.

– Так ведь все ж…

– Мой воин – не бывает.

– Не гони, воевода! – взмолился Альвин, кидаясь на колени. Воевода брезгливо посторонился. – Что хочешь делай, только не гони! Оставь при себе!

Воевода молча сделал шаг прочь, но перед тем, как выйти из круга костра, всё же обернулся.

– Оставлю. Портомойничать и воду таскать.

– Воевода, погоди! – всполошился Андрис. – А это… сало с хлебом – как же?

– На кухню отнесёшь. А ты думал – что же? – воевода слегка сдвинул брови в ответ на потрясение на лице Андриса. – Я тебя под защиту беру, спать будешь на нашей постели, греться у нашего костра, а припасов в общий котёл пожалел? Мои люди шесть лун как сала в глаза не видали.

К удивлению Лейлы, оказалось, что её жизнь в лагере не сильно отличается от той, что была в деревне. У мужчин, ясное дело, всё было иначе. Если они не упражнялись на мечах и с луками, то куда-то уходили – иногда до темноты, иногда на несколько дней. Куда уходили – Лейла не знала.

Попробовала как-то спросить у Андриса, но брат сразу окрысился:

– Чего любопытничаешь? Не твоё это бабье дело!

А её бабье дело было – при кухне. Совсем как дома, если не считать того, что в деревне всё-таки было много проще. Вода там была в колодце, её не надо было таскать из речки по косогору – наказанные Альвин и Осберт отлынивали от своих обязанностей, как могли. Указом им был только воевода, но беспокоить его по таким пустякам Лейле не хотелось. Да и печь дома была добротная – каменная, обмазанная глиной, с такой тягой, что в трубе аж ревело. Здесь стряпать приходилось на костре, да и развести его была целая наука. В первый же день под навес, заменявший кухню, явился помощник воеводы – потом Лейла узнала, что его звали Летард – и заявил: