В качестве иллюстрации можно привести простой мысленный эксперимент: Платона ставят перед необходимостью в трех фразах изложить научный результат какого-нибудь из его диалогов, причем не в модальности «исследовалось», а именно в модальности «было выявлено». Скорее всего, сначала он все же написал бы о том, что обсуждалось, потом, после объяснений, скрепя сердце переписал бы в модальности «выявлено» (если не вытолкал бы сразу взашей), но зато потом, уже в приватном диалоге с Сократом, посетовал бы на то, что спрашивающие совершенно не понимают природы философского мышления, его сути, особенностей движения философской мысли. Платон в данном отношении особенно выразительный пример, поскольку в его произведениях, в частности, в сократических диалогах, результат состоит как раз в отсутствии результата, в том, что в них развенчиваются поверхностные, ходячие представления об обсуждаемом предмете.

Все это вовсе не отменяет схем признания и интеллектуальной раскрутки философских работ и концепций, аналогичных или почти аналогичных тем, что работают в позитивной науке. Речь, однако, о том, что в философии постоянно возникают ситуации, в стандартную схему признания и раскрутки не укладывающиеся. Можно даже с оговорками согласиться, что в ряде разделов философии, там, где интеллектуальная процедура более формализована, действуют почти стандартные «машины признания», однако и тут периодически возникают исключения из правил, причем такие, что по своей реальной и развернутой во времени результативности ничуть не уступают сразу и количественно признанным работам, а то и превосходят их.

Так, например, основное сочинение Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление» было опубликовано безгонорарно тиражом в 800 экземпляров, но за полтора года было продано сто экземпляров, и издатель, оставив 50 экземпляров, пустил остальной тираж под нож. Философу пришлось ждать признания более 30 лет. Но после этого уже около 150 лет он является одним из самых публикуемых и читаемых авторов, в том числе (и даже в особенности) в России. И хотя близкие примеры, как уже отмечалось, есть и в истории науки, но все же здесь философия скорее более похожа на искусство, а именно на некоторые особенно яркие сюжеты. Вот один из примеров, признанных классическими: «Ян Вермеер, который считается сегодня самым выдающимся голландским живописцем, при жизни был гораздо менее почитаем. Французский аристократ Балтазар де Монкони в 1663 году писал в своем дневнике: “Я был представлен художнику Вермееру в Делфте, но тот не имел в своем доме ни одной собственной картины. Мы, однако, обнаружили одну у пекаря, который купил эту работу за сотню ливров. Я же думаю, что и шесть пистолей было бы слишком высокой ценой”. В наше время к большинству его произведений все чаще добавляют эпитет “бесценный”»[4].

Таким образом, в философии, как и в других формах культуры (особенно художественной), не всегда существует прямая корреляция между прижизненным признанием и посмертной славой. А нередко эта связь является даже обратно пропорциональной. Это подтверждается многочисленными примерами, когда философы и философские учения десятилетиями ожидают внимания и оценки, которых они заслуживают. Не менее показательны и противоположные случаи, когда широко популярные, признанные имена оказываются со временем забытыми. Философия не входит в число областей знания, отмеченных Нобелевскими премиями. Но философы, тем не менее, их получают, хотя и редко, в качестве литераторов. Первым среди них был Р. Эйкен, получивший в 1908 г. Нобелевскую премию по литературе (хотя он, в отличие от Камю и Сартра, тоже ставших позже Нобелевскими лауреатами, писателем не был). В те годы популярность и рейтинг Эйкена были необычайно высоки, намного выше, чем, например, живших в те же годы и уже создавших свои основные произведения Дильтея, Гуссерля. Но сегодня, в отличие от последних, идеи которых находятся в центре гуманитарных дискуссий, его имя мало кому известно за пределами узких специалистов по истории философии. Словом, говоря об оценке веса трудов и имен в философии, нельзя забывать, что в ней запоздалое признание соседствует и в какой-то мере компенсируется быстрым забвением.