Философия изначально расчленялась на ряд сравнительно самостоятельных разрядов (аспектов). В современном виде она представляет собой уже давно разветвленную область знаний. Причем здесь важно учитывать как дифференциацию предметных областей и уровней, так и собственно жанры философствования – мышления, а то и просто письма. Эти различия важны также как в плане понимания специфики актуальности, так и с точки зрения оценки результативности. Одни работы, авторы и целые направления более непосредственно включены в актуальный контекст познания и жизни общества, политики и науки, интеллектуальных, духовных, художественных и нравственных исканий своего времени – другие, наоборот, по крайней мере, представляются скорее вещью в себе, попыткой мыслить по возможности вне давления конкретного исторического времени и социально-политического пространства, преодолевая соблазны втянутости – что называется «не на злобу дня». Эти различия в степени актуализации можно обнаружить и в синхронном срезе (в сравнении разных философий и философов «своего времени»), и даже в наследии одного и того же автора, работы которого школьная история философии легко относит к более актуальным или, наоборот, к более «фундаментальным». Хорошо просматриваются такие различия и в исторической асинхронии, в которой при желании можно обнаружить своего рода синусоидальные, маятниковые колебания между полюсами максимальной отстраненности и непосредственной втянутости, философического воспарения над бренной жизнью и страстного, заинтересованного погружения в нее.

Может показаться, что здесь есть противоречие с первоначально высказанной идеей универсальной актуальности философии. Однако это не так: просто в одних случаях ее актуальность бросается в глаза и культивируется, а в других остается скрытой и требующей для своего выявления специальных усилий. А иногда времени, исчисляемого годами, десятилетиями, веками. Как говорил герой одного популярнейшего в свое время фильма, причем именно про науку, идея должна созреть, ведь даже если собрать вместе девять беременных женщин, ребенок за месяц не родится. Самое острое в сюжете было то, что это говорили люди, время жизни которых после облучения измерялось едва ли не неделями.

Сюда же непосредственно примыкает и вовсе практическая проблема, связанная с поползновениями к тому, чтобы философию и социогуманитарные исследования встроить в те же форматы «объективной», формализованной, количественно фиксируемой и «бессубъектно» исчисляемой оценки результативности, что уже (хотя и с разным успехом) применяются в точных и естественных науках.

Здесь сразу выявляется множество специфических и во многом решающих моментов, из-за которых такая оценка при механическом копировании естественнонаучных, негуманитарных форматов дает как раз не объективную, а чудовищно деформированную картину состояния нашей философии и гуманитаристики. Особенно это выражено применительно к российской ситуации, по целому ряду параметров не укладывающейся в стандартные схемы исчисления результативности. Об этом написано уже вполне достаточно, в том числе и в разных главах настоящего издания, однако до сих пор эта критика не стала основой для принятия основательных управленческих решений, а главное, практически не осмыслены «морально-политические» последствия недоучета этой специфики. Если сегодня это лишь отчасти портит имидж российской философии в глазах общества и власти, а также имидж российского философского и гуманитарного знания в мире, то завтра, если не провести необходимую коррекцию в понимании проблемы и в использовании «апробированных» методик, могут быть приняты глубоко ошибочные и крайне опасные управленческие и даже политические решения, последствия которых для ряда философских и гуманитарных отраслей могут оказаться фатальными и необратимыми.