И вот то, что я чувствую сейчас, это не тревога, какая раньше была. Меня как будто чего-то взяли и просто лишили, словно на теле образовалась рваная рана, которая постоянно кровоточит. Да я и сейчас тревожусь, но не только.

От усталости думать становится всё тяжелее, веки слипаются. В почти полной темноте рядом с Джейми я чувствую, как снова расползается туман, и в конце концов ничего, кроме тебя, я больше не вижу.

Звонит телефон. Звонит и звонит – от этого бесконечного звона приходится просыпаться, возвращаться к реальности.

Вдыхаю, разлепляю глаза. Не могу понять, где это я, и только спустя мгновение смутно припоминаю, как вчера уснула рядом с Джейми. Снова окидываю взглядом комнату: а, да, вот же и на полке фигурки черепашек-ниндзя.

Через зазоры в шторах в комнату проникает сероватый день.

– Джейми? – зову я хриплым со сна голосом. А следом уже кричу: – Джейми!

– Я в «Плейстейшн» играю, – доносится снизу.

– А времени сколько?

Ответа нет.

Ковыляю по коридору в сторону твоего импровизированного кабинета, где стоит старый стол, за которым ты мальчиком делал домашку. В доме холодрыга, и мне ужасно хочется забраться обратно под одеяло Джейми. Твой кабинет, как и весь дом, завален коробками с переезда. Стоят у стены, башнями по три штуки. А на одной покоится беспроводной телефон. Хватаю трубку.

– Слушаю?

Как трудно не закрывать глаза – будто в воздухе иголки, которые колют зрачки. Всё же поддаюсь и закрываю. И сразу меня словно уносит прочь.

– Тесс? – Голос Шелли силой возвращает меня обратно к действительности. – Тесс, слышишь меня?

– Угу.

– Я тебе всё утро звоню. Начала волноваться уже. Ты же мне так и не рассказала: что произошло в супермаркете?

Я не сразу вспоминаю, о чём она говорит.

– А сколько времени?

В трубке шумит порыв ветра. Представляю, как Шелли разговаривает по мобильному телефону, а сама куда-то спешит.

– Полпервого, – отвечает она.

– Да? – Полпервого, суббота. У нас были какие-то планы? Не помню. Чувствую укол совести, будто воздушный шарик кольнули иголкой – раз, и я уже не дрейфую от пробуждения ко сну и обратно. Я окончательно проснулась.

– Прости.

А я ведь даже завтрак не приготовила. Как могу, быстрее бегу вниз, заглядываю в гостиную. Джейми весь поглощён футбольным матчем на приставке.

Прикрывая микрофон, шепчу ему:

– Ты ел что-нибудь?

Он корчит рожу, а потом улыбается мне, кивает и снова с головой уходит в игру. И всё, снова глазки в экран. Доволен собой, это видно. То ли сам себе завтрак приготовил, то ли всё утро от приставки не отвлекался. Даже не знаю.

Но от того, что он поел, я едва ли меньше чувствую себя виноватой. Да как я всё утро проспала? А если бы Джейми выбежал на улицу? На дорогу?

– Тесс? – снова перебивает мысли голос Шелли. – С тобой всё хорошо?

– Чувствую… чувствую себя не очень. Грипп, наверное. – Ложь даже мне кажется малоубедительной. Тру рукой глаза. В теле слабость, как будто физически перенапряглась. Но что я такого делала?

– Тесс, мне-то не рассказывай. Я через это всё проходила. Расстроилась, что тебе Марк померещился? Что случилось-то?

– Вечером вчера приходила женщина с работы мужа, – шепчу я, ковыляя прочь из гостиной и по коридору до кухни. – Сказала, то мероприятие во Франкфурте отменилось. То есть Марку можно было и не лететь.

Всё тело вдруг сотрясает рыдание, и я без сил опускаюсь на один из кухонных стульев.

– Ох, Тесс, это ужасно. Сочувствую. – Она секунду молчит. – Сейчас буду у тебя.

– Да ты не обязана… – Но в трубке гудки. Шелли отключилась.

Не знаю, сколько я просидела на кухне, так и не переодевшись и не убрав из раковины тарелки с засохшими остатками вчерашнего ужина. Но когда в боковую дверь постучали, ноги у меня уже онемели от холода.