Он был спокоен, как и до встречи с этой Катариной. Даст Бог, и я выживу, но узнать эту тайну мне нужно было как можно быстрее. Бэлла указала мне на заднюю дверь, но была удивлена, что я не знаю дорогу, пробурчала что-то вроде: «уборная, как и раньше, там».
Я поторопилась, чтобы успеть столкнуться с этой женщиной, что сейчас, будто Белоснежка среди гномов, ворковала с детьми. Когда я вышла на задний двор, она вскинула глаза и тут же опустила их. Улыбнулась натянуто, как улыбаются люди, когда взгляд задерживается на чужом лице, и человек ловит этот взгляд. Я улыбнулась в ответ. Я прошла мимо них, и услышала, как она шикает на ребятишек. «Домик» уборной был вполне приличный, и на улице возле него висел на стене рукомойник и даже полотенце.
Раз уж пришла, я быстро избавилась из пива в организме, постояла там еще пару минут, старательно прислушиваясь к детской болтовне, и вышла. Катарины уже не было, а на лестнице сидели две девочки и мальчишка лет шестнадцати. Эти были самые старшие. Видимо, остальных она быстро увела наверх. Что за чертовщина здесь происходит, и кому верить, - были мои основные вопросы к тому, кто переселил мою грешную душу в это тело.
Филипп наблюдал за моим возвращением. Видимо, он уже расплатился и ждал меня, разговаривая с хозяином.
– Заезжайте почаще, мы всегда рады вам, - провожая нас, сказал Элиус и помог мне подняться в коляску.
Мы отъехали и через несколько минут выехали на знакомую уже мне лесную дорогу в сторону дома.
– Откуда там столько детей, Филипп?
– Когда ты называешь меня полным именем, мне кажется, что ты хочешь узнать совсем другое, а не о том, что спрашиваешь, - засмеялся он. – Раньше ты всегда называла меня Филиппом, а после того случая в сарае ты называешь меня Фил.
– Знаешь, у меня масса вопросов, на которые ты все никак не ответишь, но я терплю. Так на этот вопрос ты можешь ответить? Откуда на постоялом дворе столько детей?
– Я не знаю, дорогая. Возможно это дети постояльцев или прибилась стайка попрошаек – пока тепло они ходят между городами и деревнями. Строят шалаши и живут в лесу.
– Дети? Одни в лесу? А как же учеба, что они едят? Кто их лечит? – Филипп так спокойно и обыденно говорил о жизни ребят, что у меня холодок пробежал по спине.
– Пола, я начинаю верить, что в твоей голове не осталось ничего, - посмотрев на меня внимательно, ответил он. – Накинь плащ, иначе твое платье покроется слоем пыли.
– Не уходи от разговора, Филипп. Я не могу поверить, что они живут на улице.
– Уж поверь. Думаю, они по мелочам помогают хозяевам постоялого двора. За это их кормят, а, может, Бэлла находит им одежду.
– Да, они очень плохо одеты. А та женщина, что была с ними? Она что-то раздавала каждому… - я заметила, как щека Филиппа дернулось – попала в точку.
– Полианна, прекрати этот поток вопросов. Я устал, и единственное, чего мне хотелось бы после сытного ужина и выпитого пива – спокойно добраться со своей женой до дома, обнять детей, потом помыться и, обняв эту самую жену, заснуть, потому что с раннего утра у меня… как и у тебя, заметь, много работы!
– Хорошо, я не стану больше задавать вопросы, но ты не можешь так спокойно говорить о тех детях. Им не выжить на улице, Филипп. Представляешь, как им страшно? Я видела там и девочек, и некоторым меньше десяти лет. Мы должны что-то сделать. Неужели ты сможешь приехать домой, погреться в ванной и спокойно улечься спать, когда мы не знаем – есть ли у них на сегодня крыша над головой?
– Полка, ты выпила из меня всю кровь. Я тысячу раз уже пожалел о том, что взял тебя с собой! – выкрикнул мой муженек, остановил лошадь, и спрыгнул на дорогу. Я осмотрелась. Начинало темнеть, и мне не слишком хотелось ехать среди леса в темноте. – Уверяю тебя, дети в полной безопасности, да и хозяева постоялого двора не выгонят их и дадут место хотя бы на конюшне – там полно соломы.