«Когда ты приносишь из школы двойку, мне плохо, как будто двойку поставили мне».

Или:

«Я злюсь потому, что другие люди скажут, будто я плохо тебя воспитываю, а мне это неприятно».

«Я сам без конца получал в школе двойки. На меня кричали, меня унижали, и я не хочу, чтобы из-за тебя весь этот кошмар снова повторился».

«Когда я школьником получал двойку, меня лупили. Зачем ты мне об этом напоминаешь?»

«Я всегда учился только на четыре и пять, но если бы ты знал, чего мне это стоило! Я зубрил с утра до ночи. А ты хочешь жить в свое удовольствие, и это для меня невыносимо!»

«Я столько работаю, так устаю… От тебя требуется не так уж много – просто хорошо учиться. Почему я выполняю свою часть обязанностей, а ты нет? Это несправедливо».

Давая другому негативные оценки, мы пытаемся подчинить его своей власти, но одновременно еще и стремимся взять под контроль свои прошлые обиды. Это наш способ – очень неуклюжий – вывести своего внутреннего ребенка из состояния несправедливой обиды. Тем не менее каждый раз, когда мы унижаем других, мы не только не освобождаем его из темницы, но поворачиваем ключ в замке еще на пару оборотов.

Если мы ловим себя на том, что произносим в адрес ребенка оскорбительные, унизительные слова, не надо рвать на себе волосы. Лучше просто остановиться, извиниться перед ребенком, а потом прислушаться к себе: почему я назвал его именно этим словом? Ответ на этот вопрос позволит открыть дверь в собственное детство.

– Мне не нравится, когда мать дает мне подзатыльники.

– Что ты чувствуешь, когда мама тебя бьет?

– Мне больно. И еще я злюсь.

– Что ты в это время думаешь?

– Что она не очень-то меня любит.

Восьмилетнего Сильвена привела ко мне мать. По ее словам, он совсем не слушается и постоянно озорничает.

– Ты знаешь, почему она тебя бьет?

– Потому что я плохо себя веду.

– Тебе после этого хочется вести себя хорошо?

– Да я же не нарочно плохо себя веду!

– Что ты должен сделать, чтобы мама больше тебя не била?

– Я должен вести себя хорошо.

– А ты можешь?

– Так я же не нарочно!

Вам все понятно, читатель? Подзатыльники не способны заставить Сильвена изменить свое поведение. Зато они способны внушить ему чувство вины и сомнения в материнской любви.

Если побои не слишком сильные – и, к сожалению, даже когда они весьма чувствительны, – дети обычно прощают родителей. Они считают нормальным, что их бьют, и находят оправдание побоям: это они плохо себя вели, они не слушались маму или папу, они сделали что-то нехорошее. Именно в этом и заключается главный вред побоев. Дело даже не в том, что они причиняют ребенку физическую боль, – беда в том, что ребенок начинает чувствовать себя «плохим» и соглашается, что родители имеют право распоряжаться его телом. Вот что говорит об этом психолог Моника Тазру[6]: «Тело перестает быть просто объектом побоев и превращается в слепок полученных ударов, а страдает в основном личность ребенка». Именно так: слепок полученных ударов.

Даже если иногда побои вынуждают ребенка на краткий срок изменить свое поведение, по большому счету они бесполезны. В этом на собственном опыте убедились все родители, что не мешает им продолжать в прежнем духе. Это говорит о том, что их подлинная мотивация таится в глубинах подсознания. Некоторые родители признают это, другие – нет. В рамках одного исследования[7] психологи опросили тысячу матерей, на протяжении последних шести месяцев применявших к детям метод телесных наказаний, и выяснили, что 54 % опрошенных согласились, что в половине случаев побои были наихудшим способом решения той или иной проблемы.