Цежу сквозь зубы, злясь на себя за собственную ложь. Я слишком чувствительна к чужим запахам, чтобы так поступать. Но Корсакову не обязательно знать об этом…
– Так что, Агата? Мне ведь тоже отношения не нужны. Я старый холостяк, живу с Варной.
– Твоя тачка на кону, если продуешь.
– То есть ты наивно думаешь, что о сексе попрошу я? – ухмыляется нахал.
– Да, попросишь. И у тебя тоже сейчас крепко стоит, между прочим.
Тянусь к джинсам Корсакова и кладу ладонь на его пах. Стоит, еще как…
– Так нечестно, Римская. А что ты мне дашь, если я проиграю?
– Я уволюсь. Ты станешь начальником отдела «Д» и сделаешь его элитным подразделением.
– По рукам. А сейчас поедем, чего-нибудь съедим? И поговорим о работе, наконец? А то у тебя одни глупости на уме.
Глава 8.
Агата.
У меня вправду одни глупости на уме… Я с трудом прихожу в норму. Внутри кипит котел из эмоций: раздражение, досада, гнев, возбуждение… Как ему удается все время обводить меня вокруг пальца? Кто он, этот Корсаков? Как может он бороться со мной? Это ведь не удавалось никому… И дело не в моей неотразимости, я другой человек, стала другим после страшного происшествия.
Когда мне было пятнадцать лет, умер отец. Мы сажали картошку на дачном участке, болтали и обсуждали мальчишек из моего класса. День клонился к вечеру, а ясное небо заполнили дождевые тучи. Они наливались черным и медленно-медленно ползли, втягивая в себя, как в бездну все, что попадалось на пути. Воздух дрожал от скопившегося напряжения. Становилось трудно дышать, кружилась голова и хотелось пить. Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, задыхаюсь… Хватаю воздух широко раскрытым ртом, как наяву слыша раскаты грома и чувствуя аромат озона, вбивающийся в ноздри…
– Агатушка, давай заканчивать, солнышко, – предложил тогда папа. – Мама будет волноваться.
– Папуль, нам еще рядок остался. Давай закончим все. Ты что, дождя испугался? – весело произнесла я.
– Что-то у меня голова кружится. И темнеет в глазах… – происнес папа, роняя лопату.
У папы случился обширный инфаркт – я узнала об этом потом, после вскрытия. А тогда он просто упал на землю и тихонько стонал, хватал воздух ртом и морщился от боли. Крупные дождевые капли срывались с неба, ветви старых тополей качались от ветра, небо расчерчивала молния, когда я бежала по грунтовой дорожке и звала на помощь. Я кричала, молила о помощи, но разве кто-то осмелится выйти в такую погоду? Я слышала лишь звук своих шагов и собственный крик, эхом отражающийся от стен домов и стареньких заборов.
Казалось, с каждым моим воплем, небеса расползались. Клубились, как живые и смотрели на меня, всасывая в воронку тьмы… Молния сверкала ярче, гром истошно гремел, отвечая на мои стенания… Меня никто не слышал, кроме них…
– Помогите! Мой папа упал, у него что-то с сердцем! Пожалуйста!
Запыхавшись, я стала под молодую иву возле пруда. Зябко терла плечи и смахивала с лица дождевые капли. Одежда тяжелела от воды, кожа покрывалась мурашками. Я плакала и не понимала, как помочь отцу? Никого не было рядом – ни людей, ни проезжающих машин…
– Помогите-е! – крикнула я ослабевшим голосом.
А потом увидела ее… Она вспыхнула в небе, как яркая звездочка, разгорелась до размеров блюдца и поползла прямо на меня. Тогда мне казалось, что это галлюцинация, а не молния… Тело впитало в себя электрический ток. Меня трясло, выворачивало наизнанку, сжигало изнутри… Я никогда не испытывала такой сильной боли…
Очнулась я через три дня. Папулю успели похоронить к тому времени, а я так и не поняла, что произошло?
– Тебя ударила молния, Агата. Врачи сначала подумали, что ты умерла, дочка, – плакала мама, а я с трудом сдерживала рвотные позывы – у медбрата жутко воняли носки.