Пока я передвигался быстро и был поглощен мыслями о возможной расправе, холод почти не чувствовался. Но едва остановился, сразу пожалел, что оделся так по-весеннему: погода напоминала позднюю осень.

Тогда я добежал до Марсова поля и немного погрелся у Вечного огня. Наверное, не слишком этично совать ноги в грязных истоптанных кроссовках в огонь, зажженный в честь Борцов революции, но домой возвращаться хотелось в последнюю очередь.

Прогулялся до Спаса на Крови, облепленного строительными лесами, где на несколько минут остановился послушать, как бородатый седой мужичок в потрепанном черном пальто исполняет на аккордеоне «Прекрасное далеко».

Затем меня потянуло к другим музыкантам, расположившимся возле входа в метро напротив Дома Зингера. Там же в кофейне я взял большой капучино без сахара, чтобы согреться, и остановился среди немногочисленных слушателей. Единственный плюс всего этого карантина в том, что такого свободного и пустынного Питера я не видел даже зимой.

Паренек в балаклаве, кепке и капюшоне напевал неизвестные мне песни под аккомпанемент гитары и небольшого барабана – джембе, а люди тихо подпевали, чтобы не привлекать внимания полицейских, разгонявших той весной подобные столпотворения.

Я вообще не в восторге от современной ядреной смеси электронной музыки, попсы, рока, рэпа, джаза и вообще черт знает чего с бессмысленными текстами, состоящими в основном из междометий, – но интерпретации этой уличной группы мне понравились.

Впрочем, сам я даже не могу назвать исполнителя или жанр, которые бы мне были по вкусу, а если и слушаю, то просто радио, чтобы заглушить гнетущую тишину. Так что музыкальный критик из меня так себе.

Кофе закончился быстро, но согреться так и не получилось, лишь сильнее заныл мочевой пузырь. Петляя вдоль канала Грибоедова и ежась от холода, я засеменил в сторону дома, чтобы одеться потеплее и вернуться к музыкантам.

Вера курила на кухне, глядя сквозь закрытое окно куда-то во тьму улицы, не оборачиваясь и не обращая внимания на мое появление. Времени она зря не теряла: в квартире стоял едкий туман табачного дыма, тарелки и прочая посуда пирамидой громоздились в раковине, а бутылка коньяка наполовину опустела.

Я забежал в туалет, умылся горячей водой, а когда вышел, Вера все так же стояла ко мне спиной. Я планировал быстро переодеться и снова бежать из дома: находиться там было опасно. Но вдруг засомневался…

Какое-то странное чувство влекло меня на кухню. Но не любовь, не раскаяние или сексуальное напряжение, хотя не без этого.

Меня звало что-то неизведанное, страшное, но привлекательное, темное и опасное, но в то же время яркое и прекрасное. Эйфория новой будоражащей жизни, а может, и смерти. Свобода и кайф, которых не могут дать никакие наркотики.

Я подошел к Вере и встал почти вплотную. Коснулся носом ее черных, поблескивающих лаком волос, и вдохнул их запах: пахло никотином, духами и обидой. Я дотронулся до ее плеча, но Вера не отстранилась. Она ждала этого.

Я чувствовал, как возбуждение растет, но одного примирительного секса будет недостаточно. Я хотел большего – вытащить ремень из штанов и накинуть петлей ей на шею, а потом войти сзади. Выпустить из нутра своих демонов, а из Веры – жизнь.

Но я сдержался. Вместо этого я надел зимние ботинки на высокой подошве, черную олимпийку с капюшоном и осеннюю куртку неопределенного цвета. Вера так и не обернулась, когда я уходил.

Шагая по Садовой и наслаждаясь тишиной и безлюдностью, я думал о Ганнибале Лектере. На днях я закончил читать третью книгу из серии, которая так и называется: «Ганнибал». Я всегда был поклонником этого гениального маньяка, но в фильмах и сериале судьба его печальна. В оригинальном же произведении этот очаровательный психопат разбирается со всеми врагами и получает в награду Кларису Старлинг, что немало меня порадовало.