Ксерокопия анкеты лежала перед Кораблёвым. Он терпеливо разъяснил коренной обитательнице тёплых кабинетов, о живой жизни знавшей понаслышке, в кадровички модифицировавшейся из особо доверенных секретарш:

– Не «конвой», а «конвоя». Чего, кого? Родительный падеж. Арестантов в суд доставляет конвой. Там есть старший милиционер.

– Конвой, овчарки, бр-р… Архипелаг Гулаг какой-то, – Алла Тарасовна неожиданно выказала знание диссидентской литературы. – Что-то такое очень грубое.

– Поэтому он и ушёл на умственную работу в банк.

– Банк – это серьёзно, – почтение к финансовой сфере не помешало заподозрить претендента в лукавстве. – Чего он тогда из банка-то бежит? Там зарплаты хорошие. Набедокурил, поди?

– Зарплаты там поменьше наших. Управляющая сказала, что его уход будет для них потерей. Причина? Он – юрист, а работы по специальности банкиры предложить ему не могут. В обозримом будущем.

– Ну, ладно, – Алла Тарасовна смилостивилась. – Пусть приезжает на тестирование.

Казённая машина заскрипела. Благодаря сметливости кандидата, проворно собравшего пакет документов и с первой попытки заполнившего многостраничную анкету, в которой категорически недопустимы исправления и подчистки, процедура оформления ограничилась месяцем. Пример вполне заслуживал занесения в книгу рекордов Гиннесса.

На второй день работы Гальцев выехал на место происшествия.

Случай был штучный. Работая по глухому убийству новорожденного, чьё тельце было найдено бомжом в мусорном баке, опера вышли на молодуху девятнадцати лет, скоропостижно лишившуюся главного признака беременности – большого живота, и дитём при этом не обзаведшуюся.

Раскололи играючи. Блудница созналась в том, что скрыла залёт от предков, якобы перед фактом хотела их поставить, но младенец родился мёртвым, так что надобность каяться отпала. Плод она тайно похоронила в гаражах на улице Пугачёва. Соорудила там подобие могилы – крестик, иконка, веночек. Беда эта стряслась ещё в октябре.

Когда Сутулов с гордым видом принёс Кораблёву явку с повинной, прокурорское следствие находилось в жёстком цейтноте. Поэтому инструктаж Гальцева ограничился считанными фразами.

Дебютный ОМП[43] – всегда событие. Далеко не каждый сдаёт экзамен на оценку «удовлетворительно» (оценок «хорошо» и «отлично» зачётная ведомость не предусматривает).

Скрипел крещенский морозя́ка, ветер злобствовал, снега в гаражах было по колено.

Кораблёв отметил – Гальцев действует осмысленно. Сам допетрил взять на выезд пластиковый планшет. Положил на него бланк протокола, прижал зажимом. Писать собрался графитным карандашом. Шариковая и гелевая ручки на таком холоде не помощники.

Трупик нашли быстро, девица регулярно проведывала могилку, локацию указала уверенно.

Кораблёв подсказал следователю, как привязаться к месту, проконтролировал, чтобы милиционеры привели нормальных понятых.

Судмедэксперт наличествовал, и что важно, трезв был, как стёклышко. Розовощёкий и бодрый, Василий Васильевич щеголял интеллектом. Он квалифицированно надиктует ключевой блок документа – описание трупа.

Затем куску оледеневшей плоти предстоит разморозиться в морге, процедура это небыстрая. Василий Васильевич – противник ускоренного оттаивания путём обливания мертвеца тёплой водой. Вскрытие ответит на вопрос о причине смерти. До разгадки ребуса фигурантка будет находиться под призором убойщиков.

Задачи поставлены, Кораблёв засобирался к себе на Советскую. Там горели стражные сроки по групповому делу, надо было пытаться выскочить из засады с минимальными потерями. Отделаться потерей квартальной премии, избежав дисциплинарки.