– Ох, ты и фантазерка у меня! – с облегчением рассмеялась мать. – Вырастешь – сказочницей станешь, если каждый день так и будешь что-то новое придумывать.

Однако фантазии Тамары год от года оставались прежними: девочка часто рассказывала родителям о «младшей сестре», которую служанки наряжают в пышные нарядные платьица и которая только недавно научилась говорить, причем разговаривает совсем не так, как Тамара. На вопрос матери, а как же разговаривает выдуманная сестра, Тамара разразилась целой тирадой на неизвестном родителям языке. Ирина Светлова ошарашено переглянулась с мужем, и они втайне от знакомых и родных отвели девочку к специалистам, пытаясь выяснить, на языке какой страны разговаривает их пятилетняя дочь. Ученый-полиглот внимательно выслушал Тамару и сказал:

– Мне неведомо подобное наречие, я не вижу в нем никаких знакомых основ. Можно записать ее слова на диктофон, пропустить через анализатор речи и обработать на компьютере.

Так и поступили, но результат оказался нулевым. Ученый пожал плечами и вынес вердикт:

– У вас творчески одаренная малышка, она сама умудрилась придумать свой собственный язык, дети частенько придумывают нечто подобное.

– Но не в таком же объеме и не настолько связно и логично, – удивилась Ирина Светлова, но ученый посоветовал обратиться к психологам.

Психологи дружно заверили, что подобное явление феноменом назвать нельзя, что дети буквально все поголовно на некотором этапе жизни пытаются придумать свой собственный «секретный язык» и «тайнопись», и что это чудачество пройдет, когда девочка вырастет.

Психологи оказались правы: к моменту поступления в школу Тамара Светлова перестала вставлять в свою речь фразы на странном певучем языке, общаясь исключительно на русском. Про сестру, живущую во дворце, рассказывать тоже перестала, и родители девочки облегченно выдохнули, не подозревая, что Тамаре просто-напросто не понравились визиты в кабинеты чужих тёть и дядь, и она разумно рассудила, что если молчать о том, что вызывает в родителях волнение, то ее перестанут отвлекать от друзей и игрушек.

Отныне Тамара молчала о посещавших ее странных снах, об иногда накатывающем чувстве, что она грезит наяву, о том, что ей известно два названия каждого предмета: одно название, на которое родители реагируют спокойно, и еще одно, которое употребляют люди в ее снах и которое не стоит произносить вслух проснувшись. Отныне о ее детских «чудачествах» напоминало только одно: сокращенное имя «Тая», которое навсегда прижилось в семье вместо обычного для Тамар сокращения «Тома».

Шли годы, детство Таи Светловой сменилось подростковым возрастом, а похожая на нее девочка из снов все еще оставалась ребенком: когда Тае исполнилось двенадцать, той только стукнуло семь и она еще училась бегло читать и писать на непригодном в России языке. Тая почти каждую ночь наблюдала за тем, как ее более ранняя копия сидит, насупившись, над тетрадками и учебниками, капризничая и не желая учиться, покрикивая на многочисленных служанок:

– Чаю хочу! И пирожных много!

– Ваше высочество, чай будет после урока, – пробовал возражать пожилой учитель, но девочка из снов начинала кричать и топать ножками в золотых туфельках:

– Чаю, чаю, чаю!!! – и ей не смели перечить, принося фарфоровый сервиз и горку сладостей, которые мигом с удовольствием уминались юной принцессой.

Тае было скучно наблюдать за капризами девчонки и когда ей удавалось оторваться от нее, она невидимым призраком скользила по дворцу, рассматривая залы и комнаты и прислушиваясь к людям, обитавшим в нем. Увы, оторваться от принцессы удавалось редко, чаще всего приходилось торчать рядом с ней и от нечего делать самой изучать тексты из учебников. Такие сны Тая не любила и просыпалась всегда взвинченной и усталой.