Я как будто отбираю конфету у ребенка. Нужно поставить мистера Мачо на место, и я рада, что могу это сделать.

– Если я выиграю, ты будешь серьезно относиться ко мне и нашему проекту, – ставлю я условие. – Никаких подколов и дурацких комментариев.

– По рукам. Не хочу тебя расстраивать, но у меня фотографическая память.

– Алекс, не хочу тебя расстраивать, но я взяла информацию из учебника. – Я просматриваю свои заметки и открываю нужную страницу в учебнике.

– Не подглядывая, можешь сказать, до какой температуры нужно охладить раствор? – спрашиваю я.

Алекс из тех, кто зажигается от споров. Но на сей раз этот упрямый парень проиграет. Он закрывает книгу и смотрит на меня.

– До двадцати градусов. И нужно растворять при ста градусах, а не при семидесяти, – уверенно отвечает он.

Я смотрю в учебник, потом на свои заметки. Затем опять в книгу. Я не могла ошибиться. На какой странице я…

– О да. Сто градусов. – Я смотрю на него в шоке. – Ты прав.

– Поцелуешь меня сейчас или позже?

– Прямо сейчас.

Я вижу, насколько он потрясен моим ответом – даже не шелохнулся. Дома мою жизнь контролируют родители. В школе все по-другому. Если я не смогу сама управлять своей жизнью, то превращусь в марионетку.

– Правда? – спрашивает он.

– Да.

Я беру его руку в свою. Если бы за нами наблюдали, мне никогда бы не хватило смелости так сделать, поэтому я рада, что мы здесь одни. Я сажусь на колени и наклоняюсь к нему – его дыхание замедляется. Я не обращаю внимания на его длинные и грубые пальцы, на то, что никогда раньше не прикасалась к нему. Я нервничаю. Хотя и не должна. Сейчас я контролирую этот момент.

Я чувствую, как он сдерживает себя. Хорошо, что он дает мне сделать первый шаг. Боюсь представить, что он может сделать, если ослабит тормоза. Я кладу его руку на свою щеку и слышу его стон. Мне хочется улыбнуться: его реакция доказывает, что у меня есть над ним власть. Он не двигается, и наши глаза встречаются. Время снова останавливается. Затем я поворачиваю голову к его руке и целую в ладонь.

– Я тебя поцеловала. – Я убираю руку и заканчиваю игру.

Тупая блондинка перехитрила самоуверенного мистера Мексикано.

– И это ты называешь поцелуем?

– Да.

Я был в шоке, когда она положила мою руку на ее кремовую щеку. Мое тело отреагировало так, будто я принял наркотики. Всего минуту назад она была полностью в моей власти. Но эта красивая ведьма переиграла все так, что вышла победительницей. Она правда меня удивила. Я смеюсь и сознательно привлекаю внимание к нам, потому что именно этого ей хочется сейчас меньше всего.

– Тсс. – Бриттани ударяет меня по плечу, чтобы я заткнулся.

Я смеюсь громче, и она бьет меня тяжелым учебником по химии. Бедные мои руки. Я морщусь.

– Ай! – ощущение, будто миллион пчел ужалили меня в бицепс. – Cabron me dolio![49]

Она прикусывает нижнюю губу, накрашенную блеском «Лепесток пустыни», – мне кажется, ей идет. Хотя я бы не прочь увидеть на ее губах и «Розовый цветок».

– Тебе больно? – спрашивает она.

– Да, – цежу я сквозь зубы и пытаюсь сосредоточиться на блеске для губ.

– Хорошо.

Я закатываю рукав, чтобы осмотреть рану, из которой теперь (благодаря моей напарнице по химии) с одной стороны течет кровь. Рану зашивал врач в бесплатной поликлинике после драки в парке. У Бриттани хороший удар. Она задерживает дыхание и бежит прочь.

– Боже мой! Я не хотела сделать тебе больно, Алекс. Честное слово. Когда ты собирался показать мне шрам, ты закатывал левый рукав.

– Не хотел тебе его показывать, – говорю. – Я издевался над тобой, все в порядке, – отвечаю я ей. Можно подумать, что она никогда раньше не видела красную кровь. Только свою голубую.