– Оно навсегда останется неизменным, Мелани, точно так же, как и мы.

Сколько раз я гнала от себя мысли о том, что мне рано или поздно придется покинуть Хомвуд, а значит и всё, что было с ним связано. Уильям напомнил мне об этом, но так мягко, что во мне не разбушевалась тревога, как это обычно происходило.

Шар медленно опускался на землю. Уильям попросил меня не смотреть вниз. Я без лишних вопросов прижалась к нему, дожидаясь, пока мы приземлимся.

Корзина коснулась земли, и красное сердце превратилось в бесформенное полотно.

– Иди ко мне, – Уильям подхватил меня на руки, а я уткнулась лицом в его шею и наслаждалась запахом любимого одеколона. Он поставил меня на ноги, улыбнулся, сказал:

– Это еще не всё! – и повел меня к машине.

Видимо, сюрпризы на этом не закончились.

Через пять минут я поняла, что мы едем к той самой старой вышке, куда Уильям меня уже возил. Так и оказалось. Вскоре машина остановилась на обочине, мы вышли, а Уильям достал шарф и завязал мне глаза. Мое сердце забилось быстрее в предвкушении. Мы шли вперед молча, и я гадала, что же за сюрприз ждет меня там?

Внезапно в тишине раздался божественный звук саксофона, расслабляющий и разливающийся по телу как легкое прохладное вино.

– Еще один момент, – таинственным голосом произнес Уильям и снял шарф с моих глаз.

Закрыв дрожащими ладонями губы, я восторженно разглядывала происходящее вокруг нас: перед нами стояли два музыканта в черных смокингах, белых рубашках и с галстуками-бабочками – тоже черного цвета. Первый склонил голову к скрипке и, бережно обнимая ее, словно дорогую сердцу женщину, дожидался, когда наступит его очередь. Второй, закрыв глаза и прислонив к губам мундштук, скользил по клавишам саксофона, наполняя это тихое место волшебными нотками.

В сумерках виднелся столик, накрытый белоснежной скатертью, на нем горели свечи, а их огни отражались в хрустальных бокалах, наполненных белым вином.

Уильям молча взял мою руку и провел к столу. Он был истинным кавалером: отодвинул стул, усадил меня, а затем и сам сел напротив. Он улыбался, хотя мне казалось, что за этой улыбкой он старался скрыть свое волнение. Он взял свой бокал, я свой, и от запотевшего стекла мои пальцы тут же стали мокрыми.

Он не сводил с меня глаз, продолжал молчать, словно настраиваясь на серьезный разговор. Дрожа то ли от холода, то ли от волнения, я пристально смотрела на Уильяма и поймала себя на мысли, что я прежде никогда не видела его таким смущенным. Он был похож на школьника, который впервые пытается признаться девочке в любви.

Наконец на фоне саксофона заиграла скрипка – пронзительно, до глубины души. И в этот момент, наверное, мое сердце закружилось в танце. Уильям закрыл на секунду глаза, выдохнул и заговорил:

– Еще тогда, в первый день нашей встречи, я понял, что хочу быть с тобой навеки.

Его голос красиво и мягко звучал под скрипку так, будто он один из исполнителей этого ансамбля. Он протянул свободную руку ладонью вверх на середину стола. А я в ответ накрыла ее своей.

– Я не рассчитывал, что этой мечте суждено сбыться, предполагая, что ты обычный человек. Быть вместе какое-то время – да, но «навеки» – можно было и не мечтать…

«Не волнуйся так, любимый. Ты же знаешь, как я люблю, когда ты говоришь со мной о чувствах…»

– И когда выяснилось, что ты одна из нас, живущих столетиями, я благодарил это небо, – он поднял голову к звездному небу, – за то, что хоть одну из жизней я проживу с тем, кого люблю по-настоящему, всем сердцем.

От его слов на мои глаза навернулись слезы. Я терпеливо ждала, когда наступит моя очередь для признаний.