– А как же я? – вымолвила она с невероятной, почти детской жалостью к себе. – И потом, я – не колдунья, я только учусь. Я могу ошибиться в конце концов! И книги… Тётя хранит все гадальные книги у себя в шкафу! Под замком!

– А я тут на что? – хмыкнул шуршик.

И сразу стало понятно, что он здесь не просто так.

Между тем в трактире «Чёрная каракатица» страсти накалялись. Расписав ставки, трактирщик со значением подмигнул Халвусу. Уловив краем глаза едва заметное движение, конокрад выпрямился и, угрожающе хрустнув костяшками пальцев, не спеша приблизился к лежащему. Вздох одобрения прокатился по трактиру и растворился во взгляде растерявшегося Никитича. Теперь можно было переходить к самой эффектной части вечера, и чужеземец, отвесив изящный поклон, обратился к сопернику пятистопным ямбом:

– Ваш гнев, мой друг, достоин похвалы…

Никитич, отправленный в нокдаун, с трудом поднялся и, ощупав нос, обнаружил, что пустил юшку. Откуда-то появилась рука с платком, и игрок, не сводя глаз с Халвуса, испачкал его, потом сообразил, что подобное не красит мужчину и, фыркнув, отбросил от себя принадлежность дамского туалета. Перепрыгнув через опрокинутый стол, он вновь ринулся в атаку. Но последовал мастерский финт и, выбитая из руки шпага, звучно лязгнув, позорно покатилась по плитам пола, а клинок конокрада упёрся в тяжело дышащую грудь противника.

– Клинок упал? Какая незадача!

Халвус улыбнулся, надавливая остриём на грудь проигравшего, заставляя оного пятиться в сторону упавшего оружия.

Играем далее? Или сочтём, что вы

Погорячились? Право же, удача

Вам изменила нынче. Вот итог:

Играй по правилам и не мухлюй, дружок!

Поддев носком упавшее оружие, он поймал его и, протянув озверевшему шулеру, вновь занял приглашающую к поединку стойку. Никитич, повертел клинок, проверяя, всё ли с ним в порядке, ощупал нос на непромокаемость и убедился, что дело плохо. Опытный глаз сразу бы отметил, что в движениях его появилась излишняя нервозность. Халвус же продолжил импровизацию, подобно льву, невозмутимо откусывающему ногу у перепуганной зебры:

– Позвольте дать вам маленький урок!

В бою совсем не дело – горячиться.

Расслабьте кисть. Уже ль пошла не в прок

Потеря шпаги? Глупо торопиться

Так на тот свет. Зачем дразнить клинок?

Играй по правилам, не суетись, дружок!

Собравшись с духом, катала вновь ринулся в бой, но, как и следовало ожидать, лишился шпаги во второй раз, а также получил царапину – клинок Халвуса рассек грудь, оставив не слишком опасную, но достаточно символичную рану, чтобы понять: он прекращает развлекаться.

– Чёрт! – вскрикнул игрок, глядя на окрасившуюся в пурпур рубашку.

Чужеземец же довольно взмахнул рукой, ибо импровизация его нынче складывалась на редкость филигранно:

– Ну, вот и кровь – намёк для торопыг.

И, коли ладите вы с собственным рассудком,

То я советовал бы поумерить пыл,

Признать неправоту и обратить всё в шутку.

Не то придётся мне проткнуть вас, как мешок,

Чтоб неповадно было мухлевать, дружок!

Остановившись у стойки, Халвус бросил трактирщику монету, и на столешнице тут же нарисовалась кружка янтарного пенистого. Опрокинув внутрь освежающий напиток, он продолжил декламацию, приглашающе разведя руки в стороны:

– Итак, вот грудь моя. Здесь – сердце. Ваш укол.

Взревев и выбросив тело в длинный выпад, шулер попробовал нанести удар, но устроитель поэтического вечера ловко увернулся, и шпага Никитича угодила прямёхонько в стеллаж полный бутылок. Зазвенело битое стекло. Загрохотали падающие полки. Трактирщик едва успел нырнуть под стойку, чтоб не быть нанизанным на острие разбушевавшегося пухляша, точно индюшка на вертел. Тогда Халвус прижал руку игрока к стойке и прошептал ему на ушко: