– А ты крещён?

– Да, – удивлённо ответил он.

– А где крестили?

– Мы с папой были в монастыре в Карабахе. Там потрясающе красивое место. Там и крестили.

– Значит, ты крещён в григорианской вере. А ты про себя что знаешь? – обратился он ко мне.

– Знаю всё. Крестили в три года, в какой-то деревне, когда была в гостях у бабушки. А зачем вам это?

– Я хочу, чтобы вы повенчались.

– Зачем?

– Ребята, я верующий человек. Вы оба пока далеки от этой стороны нашей истории и культуры – просто так сложилось в нашей стране. Я уверен в том, что вы дарованы друг другу судьбой, что вам надо быть вместе. Но я догадываюсь, что что-то не складывается у вас с вашими родными. А мне хочется, чтобы ваш союз был храним Богом, и чтобы вы всегда помнили об этом.

Венчали нас зимой, в прекрасный солнечный день в храме Петра и Павла. Наверное, не всё мы понимали тогда, но нам хотелось, чтобы наши отношения были приняты тем, кто был выше нас, что было пока ещё непонятно нам, но что генетически было присуще всем. Какое-то чувство уверенности и определённости появилось у меня после этого ритуала.

– Доличка, у тебя даже походка изменилась.

– Гжесик, у меня такая тяжесть свалилась с плеч!

Но как коротко было то время! После тяжёлой поездки в Ереван к родителям Гжеся, буквально через месяц, меня остановил в коридоре института молодой человек. Он попросил меня зайти вместе с ним в одну из аудиторий и предъявил удостоверение органов госбезопасности. Он показал корочку и спросил, знакомо ли мне это.

– Нет.

– Неужели ваши родители никогда вам не показывали?

– Даже не рассказывали.

Ну что же, тогда поговорим мы с вами. Вам придётся прекратить отношения с семьёй Стамболцян. Если вы прислушаетесь к моему дружескому совету, всё будет нормально.

– А если нет?

– Вы даже не представляете, под какой удар вы поставите своих родных.

Теперь я знаю, что ждало мою семью, ослушайся я тогда. Но и то, что случилось сразу же после разговора, показало мне всю серьёзность предупреждения. Родители были вынуждены уйти на работу в гражданские организации, а брат, готовившийся к перемене в карьере, оказался почти без работы. Чувство вины перед ними долго мучило меня. А потом, когда проходили годы моей безрадостной жизни, особенно в новогоднюю ночь, меня иногда посещала мысль, а могла ли бы я пожертвовать ими ради своего счастья? И я не находила ответа.

Наступили перемены в стране и вновь родились надежды на встречу с Гжесем, и мы встречались в его короткие приезды сюда. Но уже появились новые обязательства перед другими людьми и у него и у меня.

Прошло больше двадцати лет после этого, наша жизнь так крутила нас, но мы всегда возвращались друг к другу.

Что же случилось на этот раз? Мы столько преодолели, мы так стремились к этой встрече. Почему же ты не приехал встречать меня, Гжесь… Молчат твои телефоны.

Дорога была великолепной. В кабине самолёта ты видишь только соседей и облака, и ты живёшь во время полёта вне времени, оно для тебя остановилось, ибо ничего не меняется вокруг. Проносящиеся в окнах поезда или автомобиля пейзажи заставляют иногда попытаться зацепиться взглядом за какую-то понравившуюся деталь, а она пропадает почти мгновенно, и ты ощущаешь вдруг щемящую тоску от этого бега времени, или тебя охватывает восторг от мелькнувшей красоты. И продолжительность этих ощущений зависит от новых пейзажей или мысли, которая изменит твоё настроение.

Я ехал уже третий час, и дорога пока не утомила меня. Я хотел заехать в свой маленький домик в Гран-Парадизо, куда привезу Долли из Милана. Мы там побудем совсем немного. Я знаю, ей там понравится. Там тихо и красиво, а Долли любит спокойную красоту. А потом мы поедем в Валанс и начнём нашу новую жизнь, и всё будет прекрасно и так, как мы мечтали когда-то в юности.