– А почему ты ни разу не назвал меня мо имени?

– А я не знаю, какое моё обращение к тебе понравилось бы, – с трудом вывернулся я.

– Мне всегда нравилось моё полное имя.

– Нет, можно просто любимая.

– И при всех тоже я буду любимая?

– Не хочешь?

– Народ посмеётся.

– Давай помолчим.

Она лежала и смотрела на окно, которое мы не успели завесить, и в него светило такое наглое и яркое солнце.

– Какой же пошлый этот отель. Как ужасен этот стиль, – вдруг вырвалось у меня. Она перевела на меня удивлённый взгляд. Я ждал какой-то реплики, но она промолчала.

– У тебя за ухом такая очаровательная родинка. Давай мы поменяем причёску, чтобы её было видно, – я собрал её волосы в узел, – господи, да ты сразу помолодела на сто лет. Девчонка!

Она продолжала смотреть на меня, и где-то в глубине её глаз я заметил удивлённую радость. Потом взгляд её потускнел, и она вновь перевела его на окно. Я перевернулся на живот и вдруг по моей спине заскользили нежные ладони женщины.

– Не надо, – вырвалось у меня.

– Тебе не нравится? Ты раньше с ума сходил от этого.

– Я действительно сойду с ума сейчас, неужели ты…

– Кто ты? – тихо спросила она.

– Я – это ты. Наверное. Давай уедем отсюда, на меня это как-то давит. Не могу больше тут быть.

– Ты же мечтал ощутить себя здесь победителем.

– Как тот Наполеон, что где-то тут болтается на стене?

– Не расстраивайся. В этот раз ты проиграл, – засмеялась она.

– А знаешь, я больше ничего не хочу – ни побеждать, ни проигрывать. Поскольку я ничто и никто, то и ничего не хочу.

Я поднялся и начал одеваться.

– Можно я и тебя одену?

– О, нет! Выйди. Я сама, ты же знаешь, что не люблю, когда на меня смотрят в этот момент.

– А мне так захотелось быть с тобой нежным и заботливым.

– Не время, дорогой.

– Я такой же недоумок, как тот, что висит на стене?

– Кто он и где висит он?

– Он – это Наполеон и висит он гобеленовый. Ты что, ни разу не обращала внимание?

– А мы проходили мимо него?

– Вот только что.

Она внимательно смотрела на меня и мне показалось, что у неё то ли в глазах, то ли в уголках губ затаилась усмешка.

– Давно ли ты причислил себя к талантливым недоумкам, как ты высказался?

Зазвонил телефон.

– Ответь, – сказала она, – мне не хочется вставать голой.

– Я могу принести.

– Говори сам.

Вот переплет – что мне говорить и как.

– Да?

– О, это ты? – спросил мужской голос.

– А что, это странно?

– Не то чтобы странно, но неожиданно. А где Анна?

– Не хочет вставать.

– Передай ей телефон или скажи, что сегодня все отменяется по причине болезни Штанмайера. Мне только что сообщил его врач, что дела у него не очень радужные и ему отменили все встречи на ближайшие дни.

– Постой, передаю телефон, – я отдал телефон и испытал огромное облегчение от того, что не будет встречи и разговоров. Наверное, на моём лице отразилась радость, ибо она, выслушав сообщение, посмотрела на меня как-то брезгливо. И я понял, что она опять увидела того Мишеля, кто причинял ей страдания.

А я просто обрадовался тому, что мне не надо будет разгадывать ребусы и догадываться, кому и что я должен сказать и кто это будет ужинать вместе с нами. Господи, что же мне делать… Я смотрел на неё, сидевшую на кровати и пытающуюся скрыть слёзы в глазах и натягивающую простыню на голое тело, словно это могло защитить ее.

– Почему ты боишься меня?..

– Ты просто страшный человек, Мишель. Ты прекрасно знаешь, как я любила тебя…

– Любила? Да ты и сейчас любишь меня. Не надо скрывать это от себя…

– Нет, мой милый, все это прошло… Но иногда просто вспоминается, как я верила тебе и жила, наслаждаясь тем счастьем, которое сама нафантазировала. Я изменилась. А вот ты всегда остаешься самим собой. Хотя иногда ты пытаешься показаться другим, как это было некоторое время назад.