Это, естественно, не понравилось Хазарии, бросившей против славянского войска свои конные лавы, которые будут разбиты. В последующие годы наступил черед покориться Киеву и Олегу дулебам, хорватам и тиверцам.

На рубеже веков военное счастье ненадолго изменит ему – продвигавшиеся на запад по Причерноморью кочевники-венгры разобьют его войско, привыкшее к победам. Славяне запрутся в Киеве, который неприятелю, несмотря на усиленную осаду, взять не удастся – все поймут, наконец, меру опасности и необходимость общего ей противодействия. Да и степняки, положив под стенами города многих и многих, также остынут, и охотно пойдут на мир с Русью, понимая: что удалось раз, может и не получиться дважды, иметь же за спиной врага хуже, чем доброго союзника. Мир между племенами просуществует около двух веков, во многом влияя на здешнюю политику.

Олег, как умный правитель, понимал, что слабости и поражения вождя быстрее всего забываются, перечеркнутые его же победами. Необходимость победоносной кампании была, всегдашний противник – Византия – тоже. Был и повод – после поражения Олега империя, в начале века пойдя на территориальные уступки усилившемуся Болгарскому царству, испытывая усиливающееся давление арабов, пережив мятеж знати, что все вместе весомо подрывало ее финансы, решила прекратить платить Киеву дань, которую до сей поры Олег брал своевременно и жестко.

Был и союзник – болгары, когда представилась возможность, не отказывались помочь желающим потрепать Византию. Сейчас за ними была сила, а значит – и возможность. Они обещали пропустить русское войско по своей земле, и в 907 году Олег во главе многих тысяч воинов двинул свое войско по Болгарии к Константинополю.

Туда же устремились и многие русские ладьи, также несущие тысячи и тысячи вооруженных славян.

Столица Византии раскинулась по обе стороны залива Золотой Рог, перерезавший город и уходивший далее – за стены. Стены Царьграда со стороны Босфора и с напольной стороны были высоки и, по сути дела, неприступны, однако со стороны внутренней гавани все было совсем по-другому. Здесь город надеялся только на массивные цепи, лежащие в дни мира на морском дне, а в трудное время вытягиваемые с его дна и при помощи башен по обе стороны Рога перекрывавшие в него вход. Иными словами, гавань не поражала неприступностью укреплений. Олег, как и многие другие, не видя возможности преодолеть эти цепи, решил ударить с внутренней стороны залива, для чего предстояло перетащить корабли через перешеек. Он поставил их на колеса, и они, при распущенных парусах и при – проклятье для греков! – попутном ветре двинулись к городу.

Военный прием, не имеющий аналогов и так поразивший обескураженного неприятеля, сразу запросившего мира.

Гениальность Олега и в этом приеме, и в том, что он согласился на мир, чувствуя, что в целой вселенной, которую представлял Константинополь, ему трудно будет сохранить войско, если враг опомнится от испуга и решится дать бой – сил для этого хватало с избытком. Добыча же вряд ли будет больше той, что можно получить миром. Да и союз будет прочнее, если в столице не прольется кровь.

Олег и его воины на кораблях с колесами у Царьграда; предложение греков через послов платить дань Руси. Радзивилловская летопись

Думая, как русскому князю мог прийти в голову ход с кораблями на колесах, разом выигравший всю военную кампанию, можно предположить, что это – от его воспоминаний во время похода из Новгорода в Киев: корабли трудные места преодолевали на волокушах. Мудрость князя – в своевременном воспоминании о всем давно известном под новым углом зрения в неожиданной ситуации. Возможно, это почувствовали и киевляне, принявшие его после убийства Аскольда и Дира, – и не просто потому, что киевские князья не имели потомства и род их все равно пресекся, что не прими они Олега, неизбежной – какая обида нанесена! – была война Киева с Новгородом, но и потому, что своим словом сумел убедить их Олег, что свершенного не воротишь, – если же примут его, Олега, то за ним не пропадет. Ему поверили и не ошиблись.