Хотя потом наряды шью из ситца.

И помешав, шумовкой достаю,

То, что сготовила, колдуя я сейчас.

И богу воздаю за хлебосолье,

Ведь только он во всём бывает прав.

Омыв ладони, вытираю наспех.

Выкладываю в чашу свой шедевр.

И смазываю не жалея маслом,

Чтоб скрыть от глаз придирчивых свой грех.

На стол поставила. Желалось не того.

Что налепила, что сварила, то и ешь.

Ведь главное чтоб не велось долгов.

И прикрывало одеяло в душах брешь.

Я улыбнулась. Пусть не то желала.

Но силы положила не напрасно,

Меня не привлекала в жизни слава,

И разве слава, мне заменит счастье.

Я каждой мелочи расшаркивалась шумно,

И день, и ночь не тяготили вовсе,

Не получилось стать безмерно умной,

Но я ответила на всплывшие вопросы.

Поистрепалось, постарело тело,

С большим трудом даётся каждый шаг,

Но надо мной сияет счастьем небо,

И я желаю всем при многих благ.

Да, я люблю, но это только факт.

За этим не последуют движения,

Перед глазами время, как контракт,

И тихое, унылое томление.

Тракт на ладони. Кони понесли.

Храпя от возбуждения и страха.

Что чувства нам с тобою принесли?

И почему по мне, тоскует плаха?

Ползёт уныло взбалмошная тень,

И сыплет ветер, не сдаваясь, пеплом.

Я не забуду тот злосчастный день,

Что ослепил меня, пришедшим, летом.

Ошеломлённо любовалась страстью.

И боль души гнала меня вперёд.

Я радовалась не простому счастью.

И вперемешку с дёгтем ела мёд.

И если бы не ложь, и твой софизм,

Я не за чтоб не бросила наш дом.

Тому виной мой злостный пацифизм,

Что испугался, только грянул гром.

И испугавшись, – кони понесли,

О, если бы ты понял, только б понял,

Что нет для нас уже иной судьбы,

И я теперь чего-то всё же стою.

Уныло обернувшись, брошу взгляд,

Да, я любила, всей душой любила.

Но никогда не поверну назад,

Я помню всё, что между нами было.

Кровавой дани требует судьба,

Назойливо канюча у порога,

Стучит в висках, стучит клюкой беда,

И прочь завёт встревожено дорога.

Ползут по небу, медля, облака.

Копытом кони бьют, почуяв гарь,

И чья та обозлённая рука,

Вдруг выбьет из руки моей фонарь.

Гордыня вскинет непреклонный лик.

Сверкая взором, треплет космы, ветер,

Издалека неся истошный крик,

И как возмездие, – бесконечный пепел.

Костлявая, поспешно по пятам,

Торопиться исполнить злую волю,

И нанося всё больше новых ран,

Она поёт хвалу вскипевшей боли.

И вскрикнув, я быть может упаду.

Но поднимусь, цепляясь за возможность.

И разведу руками ту беду,

Тем, подтверждая, всё ещё пригодность.

Дань подождёт, поверив в неизбежность.

Судьба замедлит торопливый шаг,

И я воспользуюсь заминкой этой прежде,

Чем, то поймёт мой друг, а ныне враг.

Я ускользну в неведомые дали,

Ища покой истерзанной душе,

Туда, где обо мне ещё не знали,

Но место есть и для меня уже.

И разорву контракт на бесконечность,

Болезненного счастья моего,

Я выпью чашу, что дарует вечность,

И попытаюсь лет прожить так, сто.

Умолкло сердце, дремлет в ожидании,

Печаль закралась в закрома души,

И запоздалые несмелые признания,

Принять теперь, как видно не спешит.

Закрыв глаза, я слушаю раскаты

Заветных слов, но это лишь слова,

Я их ждала, но слышать неприятно,

Они свистят, как пули у виска.

И боль нахлынув, захлестнула сердце.

Где вера? Где желание и страсть?

Теперь уж нет признаньям твоим места,

Но всё же их при жизни дождалась.

Тревожно лают взорванные нервы,

Нет, не вернуть, не повернуть всё вспять,

Ты для меня, был первым и последним,

И я другого, не хочу искать.

И муза плачет волком на луну,

И стонет тяжко, подпевая ветру.

Но я, прости, теперь уж не пойму,

Твои поползновения, и приветы.

И каждый шаг, и каждый вздох несёт

Случайные безумья откровений,