В окне второго этажа мелькнула коренастая фигура управляющего, который всегда приходил раньше остальных, вместе со вторым продавцом. Собственно, у Джеффри не было нужды появляться здесь так рано. Любую часть рабочего дня он мог пропустить, если того требовали его личные дела. Но сегодня был последний понедельник месяца – день, когда менялась выкладка в витрине.

– Привет, Фредди, – бросил он помощнику, войдя в магазин.

– Доброе утро, сэр.

Покупатели редко заглядывали к ним в такой час. Мозаичный пол сиял чистотой, ни пылинки не было на высоких стеклянных шкафах, где покоились, оттененные черным бархатом, ожерелья и перстни. Джеффри оставил трость и шляпу в маленькой гардеробной и взялся за работу, которую не доверил бы больше никому.

Он начинал думать об этом заранее: в пятницу, отправляясь на обед, делал крюк, чтобы посмотреть чужие витрины; прикидывал в уме, что куда ляжет, ловил вдохновение в разодетой толпе. Но приступая в понедельник к работе, он не знал, каким окажется результат. Это всегда была импровизация.

Сладко-розовый прозрачный турмалин, оправленный в перстень из белого золота. Немного жемчуга. Лунный камень в серебре. Аметист лег бы сюда идеально, но нельзя: тут самый солнечный угол на перекрестке. Значит, голубой сапфир. И опалы, конечно, – к черту королеву с ее суевериями. Роскошные черные опалы, чье малиновое сияние идеально срифмуется с цветом турмалина. И белых – россыпью. Не нужно бриллиантов, золота: пусть глаз цепляется за другое, безотчетно схватывая игру оттенков; а потом, когда внимание завоевано, пусть видит линии, формы. Что у нас было лучшего за последнюю пару недель? Разумеется, то, что сделано по эскизам Ванессы. Вот эта брошь; вот это колье.

Он вышел на улицу, чтобы оценить витрину целиком, и остался доволен. Что-что, а уж витрины у них всегда выделялись на фоне других, одинаковых, как близнецы. Да и сам магазин, оформленный на французский манер – с зеркалами и бархатными портьерами – привлекал тех, кому по душе была элегантность Старого Света.

Теперь можно было подняться в мастерские. Рабочий день уже начался: за дверью почтовой конторы звонил телефон, в соседних комнатах визжали шлифовальные станки и пахло горячим припоем.

По лестнице затопали грузные шаги, и появился мастер-переплавщик.

– Привет, – сказал Джеффри. – А я как раз шел к тебе. Сегодня Ванессы не будет, и завтра тоже, так что не зажигай ее печь.

Мастер – рослый, даже чуть выше него самого, с длинными, как у гориллы, руками – недовольно дернул краем рта. На лице его ясно читалось: «Могли бы и раньше предупредить», – но, коротко взглянув на Джеффри, он не стал перечить.

Оставалось заглянуть с тем же известием к управляющему. Он отыскался на одном из складов третьего этажа, где был занят тем, что взвешивал лист золота для штамповщицы. Та терпеливо ждала поодаль, склонив хорошенькую, волнами завитую головку.

– Не придет? – озабоченно повторил управляющий, когда мастерица, получив лист, ушла. – Захворала, что ли?

– Да нет, ничего серьезного. Тетка увезла ее в Дейлсфорд7, на воды, только и всего.

Покончив с утренними делами, он вернулся в магазин. Там уже стоял посетитель, и Фредди показывал ему недорогие кольца. Дело он знал, даром что выглядел безобидным увальнем, так что можно было не вмешиваться. Однако скучать не пришлось: колокольчик над дверью тренькнул, и вошли две дамы. Одна, совсем еще юная, но решительно неинтересная, была одета в старомодное черное платье с рукавами-буфами, что придавало ей унылый и безнадежно провинциальный вид. На другой, к его немалому удивлению, был глубокий траур, сшитый хорошо и со вкусом. Джеффри поздоровался – учтиво, но более сдержанно, чем обычно приветствовал дам. Девушка с буфами ответила: «Доброе утро». Ее спутница промолчала. Подняла густую креповую вуаль.