Через год, стоя в этом предбаннике, Митька с букетом люпинов и леденцами в кармане будет звать её на «прошменад» до речки. Или хотя бы до автостанции, поглазеть на приезжающие автобусы.

Каждый год Буся, как ласково называла Катя бабушку Асю Георгиевну, ждала внучку с осени по весну. Девять месяцев экономила, чтобы за три попытаться откормить «городской скелет на спичках» – так дразнили приезжую деревенские мальчишки.

Дед по утрам взвешивал доходягу на больших весах, обменянных у соседки – кладовщицы Люськи после пожара в местном магазине. Упорно вёл записи в толстой большой тетради. Тоскливо вздыхал: «Не в коня корм. Даже не в кролика. Мои ушастые и то больше набирают». Знал бы сейчас, как Катька борется за каждый грамм своего веса. Только теперь не в плюс, а в минус.

– Мам, дом – старьё… – Кристина заставила её вздрогнуть.

– Конечно. Здесь уже двадцать пять лет никто не живёт. Надеюсь, что электричество не отключили после смерти тёть Люси.

Катя щёлкнула выключателем. Маленькую прихожую подсветила маленькая люстра.

– Мам, лампочка дому ровесница, что ли? Об энергосберегающих тут не слышали? Да, деревня, – девушка закатила глаза и слегка покачала головой. – Что мы сюда приехали-то? Продай его хоть за сто тыщ и забудь. Зачем нам эта халупа?

– Я тебе всю дорогу объясняла, что это часть моего детства, часть меня. Как можно продать воспоминания?

– Ну, ты говорила, что дом старый, но не такой же. Думала, что как бабы Лиды в Гуляевке, кирпичный. Тут хоть туалет есть? Я воды нахлебалась в дороге, сил терпеть уже нет.

– Конечно, есть. Пойдём, – Катя взялась за цветную стеклянную ручку и толкнула дермантиновую дверь вовнутрь. Та открылась до упора и знакомого стука. Комод, что стоял в коридоре, служил стопором.

Дед всегда ворчал, когда слышал этот звук. Требовал порядка и приложения детской силы не в дверь, а в ум. Бабушка же шептала под нос: «Нет бы тряпку какую прибить, ходит всех воспитывает». Громко не произносила, иначе в ответ услышала бы, что очередные порванные на рыбалке штаны не заштопала.

Половицы похрустывали, отдаваясь гулким эхом в подполе. Катя шла, опираясь на стену. То ли от волнения, то ли от дальней дороги её слегка пошатывало. Долгие десять шагов маленькой девочки превратились в три взрослой Екатерины.

Белая дверь с зарубками на наличнике и подтёками от неумелых детских рук, желающих помочь бабушке, скрывала деревенский комфорт класса люкс. Дед своими руками выложил стены и пол. Плитку собирал в ближайшем городке. Пригодились даже кусочки, отколотые при транспортировке. Получился пёстрый «ковёр». По мнению автора, даже лучше, чем в Версале.

Кристина отодвинула мать от входа и шмыгнула вовнутрь.

– Крис, там только воды нет. Принеси тогда из машины, если что-то осталось. Если нет, посмотрим, может колодец не развалился. Ведро бы только найти.

Катя прошла дальше. В зале у трюмо всё также стояло красное бабушкино кресло с деревянными лакированными подлокотниками. Дед подарил на юбилей, купив у местного алкаша за бесценок. Обменял отрез красного бархата у Зинки, местной модницы и любительницы щегольнуть не только фигурой и нарядами, но и связями «в верхах» – местным директором лакокрасочного завода. Что конкретно стояло на кону за столь драгоценный лот, Катя так и не узнала. Но хорошо помнила, как Буся медленно сползла от восторга по стенке на пол, увидев, что муж затащил «трон для королевы» в дом.

Никому не разрешалась садиться в него, кроме хозяйки. Лишь изредка, когда никого поблизости рядом не было, внучка примеряла «наследство», воображала себя принцессой, ждущей спасителя в замке на берегу Волги. Почему этой реки, а не Оки, которая текла рядом, объяснялось просто. Раз отец мечтал о машине именно с таким названием, значит это стоило того, чтобы поселиться в детских грёзах.