Костерина не посадили в тюрьму. Нам сообщил об этом Михаил Добрый, вернувшийся из командировки в Оренбург. Они случайно встретились на аэровокзале. Настоящая фамилия Михаила – Старцев. Однажды разговор почему-то зашёл о рае и аде. Михаил уверенно сказал, что он в ад не попадёт. «А почему ты в ад не попадёшь?» – насмешливо спросил кто-то. Тот ответил с мягкой обезоруживающей улыбкой: «Я – добрый». С тех пор его стали называть Добрым.

Костерин появился в отделе дня через три после сообщения Михаила. Регулировщики с радостным любопытством здоровались с ним. В общей сложности его не было в отделе четыре месяца.

– Мне эти кассеты грузчик продал, – объяснял он. – А потом ещё пять штук дал. А тут эта баба пришла с милиционером. Говорит, кассеты пропали. У них, кстати, там много чего не хватает. Решили найти крайнего. Я сначала не понял. А потом говорю, в моей сумке лежат. Три месяца отсидел – ни за что. А на суде всё-таки пришлось сказать, что это я украл. А так бы ещё затянулось.

– И суд был?

– Был. Два года условно и двадцать процентов выплаты из зарплаты. Милиционер говорит, подпишись ещё на один магазин. Тебе всё равно сидеть. Подпишись, чего тебе стоит. Точно сел бы годика на три. А тут этот Добрый увидел меня в аэропорту и как заорёт на весь зал: «Здорово, Иван, а мы уже думали, что тебя посадили!» Я в буфете в очереди стоял. Народ кругом – посмотрели на меня. Даже продавщица высунулась: кого это там чуть не посадили? А я в лёгкой курточке. На улице – мороз. Зима. Четыре месяца, как из дома уехал.

Костерин стал не выездным. Руководитель нашего подразделения Захаров опасался отправить его в командировку: вдруг он опять обворует магазин? Он ремонтировал гарантийные телевизоры на дому у заказчиков, развозил телевизоры заказчикам, которые отремонтировали в мастерской отдела. Кроме предторгового ремонта, наш отдел занимался ещё и гарантийным обслуживанием.

– На этой работе мне точно не везёт, – однажды он сказал мне. – Вчера с Зуевым развозили телевизоры. Одной бабе затащили в квартиру на пятый этаж. Говорим, включать не будем: с мороза, надо выждать часа два. Распишитесь за доставку. Расписаться она, конечно, отказалась. Говорит, вы все новы детали из телевизора вытащили, поэтому и не хотите включать. А как она нас материла в подъезде! Приезжаем в отдел. Нас встречает Захаров: «Ребята, как на духу, пили сегодня?» – «Нет, конечно». – «А вчера?» – «Не пили». Оказывается, эта дура позвонила в отдел и сказала, что мы были пьяные. Захаров говорит нам: «Как хотите, ребята, а представьте мне справку, что вы оба трезвые. Езжайте в поликлинику на экспертизу». Эта дура пообещала весь отдел оставить без премии.

Из окна номера гостиницы был виден последний ряд домов посёлка, подпираемый густым лесом. Наверное, отовсюду была видна окраина: посёлок был небольшой. Зелёный окрас хвойного леса был разных оттенков. Светлая зелень разлапистых сосен перемежалась с тёмной зеленью остроконечных елей.

Я приехал сюда ночью на поезде на прошлой неделе. Интересно оказаться ночью в маленьком, незнакомом посёлке. Уличного освещения нет, низкие дома, кустистые деревья, заборы погружены во мрак. Высокое небо, рассечённое Млечным путём, было усыпано крупными, яркими звёздами. Все давно спали. Спросить было не у кого, где гостиница. Я стоял на тёмном перекрестке, озирался растерянно, напряжённо и никак не мог решиться, в какую сторону пойти.

Каждое утро, уходя на работу, я сдавал дорожную сумку в камеру хранения: замок двери номера был сломан, и сумку могли украсть. Возможно, никто не позарился бы на мою сумку, но мне не хотелось проверять. Ключи от камеры хранения были у администратора гостиницы. Сегодня работала Валя, моложавая женщина с пышным бюстом. Она вдруг боднула меня грудью: