Красная почва, плодородная, богатая фосфорной кислотой и железом, контрастировала с яркой зеленью листьев. Между деревьев были протоптаны тропинки, по ним ходили рабочие. В воздухе плавал травяной запах, густой и сладкий, напоминающий запах сахарного сиропа.

Жан-Мари Трюфье, глава предприятия, ждал их на пороге.

– Рад тебя видеть, господин администратор! Не часто ты у нас появляешься!

– Взаимно! Ну, как ты жил все это время?

Они вошли в типичный колониальный особняк, украшенный белыми башенками. Паркет был натерт воском. На второй этаж вела монументальная лестница. Вдруг раздался детский крик. Кричала Люси.

– Что случилось?

Девочка показала на тигра, сидевшего у подножия лестницы, который смотрел прямо на них. В пасти гипнотически посверкивали белоснежные огромные клыки.

– А! Так это мой самый прекрасный трофей! – обрадовался Трюфье. – Не бойся, малышка, он набит соломой, так что не может причинить тебе вреда. Ну, пойдемте на улицу, посмотрим, как там.

На террасе, выходящей на громадный земельный участок, принадлежащий предприятию «Мишлен»[7], Андре и Трюфье весело чокнулись бурбоном. Беседа потекла, предметом обсуждения были дела, политика, экономика, а Люси тем временем глядела на простирающиеся перед ней поля. Вдали рабочие, как муравьи, шевелили маленькими лапками.

– Хочешь посмотреть на них поближе, красавица? – спросил толстяк, отставив в сторону бокал.

Он не стал дожидаться ее ответа, щелкнул пальцами в сторону боя, и уже пять минут спустя они оказались посреди леса, на борту сверкающего нового автомобиля.

Люди в набедренных повязках продолжали трудиться, словно и не замечая белых, наблюдающих за ними. Они обрабатывали наполовину окоренные стебли, вонзали в них лезвия топориков, делая V-образный разрез, через который вытекал латекс. Деревья могли производить каучук, достигнув возраста пяти-шести лет.

– А этому сколько лет? – спросил Андре.

– Ох, да лет восемь, скорей всего… – ответил Трюфье, похлопав по стволу.

– Нет, я говорю об этом, – и он подбородком указал на юношу, который исходил потом при каждом ударе топора.

– А, это… Ну… Да хрен его знает, дружище. Ой, пардон, я не заметил, с нами барышня…

Труженики собирали каучук в ведра, а оттуда переливали в большие металлические цистерны. Потом они процеживали густую жидкость и оставляли для просушки.

Спустя месяцы из форм доставали гибкие и эластичные ленты, из которых Франция, Европа, весь мир делали в интересах развивающейся индустрии магические тяжелые кольца, называемые шинами.

На обратной дороге отец весело напевал.

– Ты видишь, Люси, недостаточно быть белым, нужно еще уметь быть колонистом. Уметь заставить туземцев работать, внимательно следить за ними. Месье Трюфье занимается этим каждый день. Тем же самым раньше занимался твой дед. Помнишь его? Ты как-то раз видела его в Париже, после приезда из Ханоя…

Она кивнула, но независимо от этого отец вдруг сам по себе разволновался и возмущенно произнес:

– В любом случае Моррас, величайший Моррас, прав: целью колонизации вовсе не является внедрение цивилизации в массы туземцев. В противном случае наступит хаос!

Она еще раз согласно кивнула. Колонисты. Туземцы. Она ничего не понимала, но обещала себе выучиться и все понять. Чтобы в один прекрасный день отец мог ею гордиться.

Вернувшись домой, они застали Мону в вечернем платье, с высокой прической.

– Выйдем сегодня в свет, – заявила она. – Мне очень захотелось.

Андре удивленно поглядел на жену. Она подошла к нему, сверкая глазами, положила руку на его грудь, потом погладила Люси по волосам и мягко подтолкнула к кухне. Там ее ждет Тибаи, она приготовила вкусный ужин, а она ведь будет хорошо себя вести, правда? Потом она взяла Андре под руку: