Чем дольше Эмилия жила на Ратисе, тем реже она тосковала по матери. И сейчас, размышляя о её новом замужестве, девушка поняла, что относится к этому событию совершенно равнодушно.

Когда её пригласили в комнату мадам Николь, она выслушала то, что уже не было для неё новостью. Они были только вдвоём, и тётя долго подготавливала девушку к разговору перед тем, как сообщить о браке её матери с графом Гастоном де Фуа.

- Вижу, вас, мадемуазель Эмили, не очень-то огорчило то обстоятельство, что мы узнали об этом событии спустя месяц после того, как оно свершилось, - заключила Николь, наблюдая за лицом племянницы.

Эмилия кивнула:

- Вы правы, дорогая тётя. Это известие не произвело на меня ни малейшего впечатления.

Она подошла к ложу больной, наклонилась и поцеловала её в щёку.

- Эмили, я хотела бы попросить вас кое о чём. Вы позволите? - несмело произнесла мадам Николь и умолкла, вопросительно глядя на девушку.

- Конечно, тётя. Любую вашу просьбу я исполню с удовольствием.

- Филипп... граф де Монфор имеет привычку проводить вечера в приятном обществе и в светских беседах. Вы могли бы как-то скрасить его пребывание на Ратисе, Эмили? Вы ведь умеете увлечённо говорить о литературе, об искусстве... А как вы играете на клавесине, как божественно вы играете!

Мадам Николь немного покраснела, но, сразу забыв о своей просьбе, задумчиво проговорила:

- Я давно заметила, что вы испытываете неприязнь к графу. Напрасно. Возможно, некоторые его поступки заслуживают порицания... Между тем он и добр и благороден... Иногда мне кажется, что в нём сидят два разных человека. Впрочем, узнав Филиппа ближе, вы и сами сможете убедиться, что он вовсе не так порочен, как о нём говорят...

Эмилия почувствовала, как у неё зарделись щёки.

- Обещаю вам, тётя, граф де Монфор не будет жаловаться на недостаток общения в этом доме, - отозвалась она тихим голосом. И уже громче прибавила: - Я сейчас же прикажу подать вам мятной настойки!

6. Глава 6

Уже на следующий день после того, как граф де Монфор возвратился на Ратис, в поместье пожаловали первые гости. Их было двое: местный викарий мессир Жан-Жак Меркадье, высокий, толстый, рыхлый старик, и прибывший из Парижа по торговым делам мессир Вивье Лоррен. Лоррен внешне представлял собой полную противоположность викарию: небольшого роста, с тонкой фигурой, он производил впечатление человека светского, мягкого; на самом же деле обладал хищной хваткой, благодаря которой и добился успехов на торговом поприще.

Пока хозяин и его гости, включая мессира Жаккара, обсуждали в гостиной погоду на острове и урожай яблок, Эмилия на правах хозяйки следила за тем, как слуги накрывали стол к ужину.

Парадная столовая, огромная и холодная, как погреб, в последние пять лет отпиралась только на Рождество. Тогда слуги надевали праздничные ливреи, мадам Николь нанимала кухарку, из кладовых извлекали нарядную скатерть, обшитые кружевами салфетки и столовое серебро. Вот и сейчас большой овальный стол, накрытый белоснежной скатертью, был уставлен фарфоровой посудой, стеклянными кубками и тяжёлым фамильным серебром. Мягкий солнечный свет, проникавший в столовую сквозь портьеры, придавал сервировке приятный строгий блеск.

- Селестен! – вскричала Эмилия, обращаясь к молодому слуге с серебряным подносом в руках. – Как ты вытер кубки под коньяк? Смотри, пыль под донышками так и осталась. Сейчас же возьми чистое полотенце и доведи свою работу до конца, слышишь?

- Да, ваша милость, - отозвался Селестен, рыжеволосый расторопный юноша, и тут же бросился выполнять приказания Эмилии.

Эмилия испытывала необычное волнение перед предстоящим званым ужином. Во-первых, она впервые выступала в роли хозяйки дома, которая, по известной причине, не могла присутствовать за столом. Это была очень важная и ответственная роль: ведь от того, как был организован ужин, зависел комфорт и настроение гостей, а, следовательно, и репутация дома. Во-вторых, после того, как граф де Монфор покинул имение, гости в нём появлялись крайне редко: кругозор мадам Николь и её племянницы невольно сузился, а отношения с соседями изменились. И теперь, когда Эмилия представляла, что должна провести вечер в обществе четырёх мужчин, её щёки вспыхивали от смущения, а сердце билось чаще и громче. Но, скорее всего, учащённое сердцебиение было вызвано иной причиной. И это было: в-третьих. Мысленно Эмилия уговаривала себя взять в руки, не смущаться и не краснеть в присутствии Филиппа и вместе с тем чувствовала такие угрызения совести, что была готова возненавидеть себя. Филипп де Монфор – законный супруг её тёти, женщины, которая заменила ей мать, и думать о нём, как о мужчине, возбудившем женский интерес, недопустимо и преступно!