ЛАМПИТО


О, легка на помине…


СУН Ю

На ужин пора.


ЛАМПИТО

Компот не пей. Я туда отвар сон-травы подмешала… Пошли?


СУН Ю

Подожди.

(берет Лампито за руку)

Мы ведь теперь как сестры?


ЛАМПИТО

(близко подходит к Ю)

Мы не «как» сестры. Мы просто – сестры.


Девушки обнимаются. И – через мгновение – быстро выходят. Звон затихает.

Какое-то время темный туалет безмолвствует, слышно только, как где-то капает вода. Камера движется вдоль кабинок к самой дальней кабинке от выхода. Дверь этой кабинки неожиданно и медленно отворяется. Темно, и мы не видим, кто оттуда выходит.

Раздаются шаги. Чья-то тень пересекает лежащий на полу квадрат света от окна. Затем размытый силуэт неясно отражается в зеркале.

Слышен звук открываемого водопроводного крана: мы видим, как из крана умывальника начинает литься вода. Раздаются странные «плещущиеся» звуки, словно кто-то едва слышно стонет, закрыв лицо руками. Вода закрывается.

С латунного крючка кем-то срывается полотенце. И через пару секунд, скомканное, оно летит в корзину.

Входная дверь медленно отворяется, и неопознанный силуэт выскальзывает прочь.


FADE OUT

НОЧЬ

FADE IN:


INT. КАЗАРМА


Спальное помещение караульной казармы. Унылый солдатский уют. Три пары двухъярусных панцирных коек, и еще одна – сержантская – за перегородкой. В окно светит полная луна.

Только что закончилась вечерняя поверка. Караул стоит в строю в полном составе, перед строем – Сержант.


СЕРЖАНТ

Отделение, равняйсь. Смирно! Еще смирнее! Вольно… Отбой, отделение.


Девушки расходятся по своим местам, раздеваясь на ходу, и не спеша укладываются.


ШВЫДТКЕ

(когда все улеглись, громко, на всю казарму).

Дембель стал на день короче!


ВСЕ

(дружно подхватывают)

Спи, солдат, спокойной ночи!


ШВЫДТКЕ

Эх, мать моя мамочка! Еще месяц…


ШОНИЛОРД

Если чего-нибудь не случится.


ШВЫДТКЕ

Не каркай. Типун тебе на язык. Тьфу-тьфу-тьфу, постучим по дереву.

(обращаясь к Лампито)

Слышь, нимфа, а там глубоко?


ЛАМПИТО

Глубоко. Локтей тридцать-сорок.


ШВЫДТКЕ

А дно какое?


ЛАМПИТО

Откуда я знаю? Завтра увидим…


ШВЫДТКЕ

Слушай, там же эта, как ее… «Титания»! Там же «Титания» где-то рядом покоится!


ЛАМПИТО

(через короткую паузу)

И что?


ШВЫДТКЕ

Вот бы на нее посмотреть… Везет вам, водолазам. Только не вздумайте на ней удрать куда-нибудь.

(смеется)


ЛАМПИТО

Швыдтке, ты дура?


ШВЫДТКЕ

Да шучу я, шучу… Я к тому, чтоб вы там особо не отвлекались. На вас вся надежда.


ЛАМПИТО

Не извольте сомневаться. Сделаем все в лучшем виде. Спи.


ШВЫДТКЕ

Да что-то не спится.


Лампито смотрит на Швыдтке.


ЛАМПИТО

Хочешь, я тебе сказочку расскажу?


ШВЫДТКЕ

О, валяй! У тебя это здорово получается. Только не страшную, ладно?


ЛАМПИТО

Все хотят?


СИСИ, СУН Ю и ШОНИЛОРД

Да! Да!


ШВЫДТКЕ

Все!


ЛАМПИТО

Ну, слушайте. Давным-давно, когда Амазония была еще королевством, страшный шторм выбросил на берег странного человека. Его корабль разбился о рифы, а сам он без сознания лежал на прибрежном песке. У него были длинные волосы, как у амазонки, но он был крупнее и шире в плечах, и лицо его казалось грубым и суровым. Чудом уцелевший на нем камзол был какого-то диковинного покроя, и говорил незнакомец на странном и удивительно приятном воркующем языке. Это был зверь из того дикого племени, что обитает по ту сторону моря! Но в отличие от отвратительных монстров, грязных гориллообразных уродов из учебника истории и мерзейших похотливых тварей из бабушкиных сказок, это была бесконечно галантная, очень образованная, не лишенная привлекательности и чрезвычайно чистоплотная особь. Звали его то ли Голивур, то ли Ханнимед… Решено было не уничтожать его немедленно, как того требовала инструкция, а везти во дворец и показать заморское чудо Ее Величеству. И случилось невероятное. Как только увидела Королева оборванного странника, как взглянула в его ясные глаза, как услышала его уставший голос, так тут же полюбила его всем сердцем. И велела пощадить, и оставить при дворце в качестве живого экспоната в королевскую кунсткамеру… И началась история их фантастической, патологической, преступной любви. Любви красавицы и чудовища! По всей стране ходили немыслимые слухи, один другого интимнее и страшнее. Глухо и злобно ворчала свита. А безумным любовникам на все было наплевать…