– Мороженое хочешь, фисташковое?

Ника боялась повернуться, думая, что это ее воспаленный разум шутит с ней шутки. Но знакомый голос продолжал звучать:

– Ну тает же…

Ника повернулась. Он стоял как ни в чем не бывало, будто они не виделись просто каких-то пять минут, а в руках у него действительно было мороженое…

– Ненавижу тебя, – прошептала Ника.

– И я люблю тебя, – ответил он.

– Почему мне знакомо твое лицо?

– Не знаю. Я тоже тебя сразу узнал. Видимо, мы должны были встретиться. Прости меня, я тогда должен был уехать.

Все. Больше никто ни о чем не жалел и ничего не спрашивал. Значение имело только то, что происходило здесь и сейчас. А здесь была просто Любовь. Любовь без условий, претензий и без лишних прикрас. Такое бывает редко, но все же бывает. И пусть будет так…

Мне никогда не везло в любви. Я росла начитанной и воспитанной девочкой, читающей классику и слушающей Шопена. Нет, я, конечно, позволяла себе иногда романы, но все они как-то быстро заканчивались по совершенно разным причинам, и ничего серьезного так и не было. Я получила два высших образования, и теперь я журналист, довольно известный в определенных кругах. Все. Мне тридцать шесть лет, живу одна в своей небольшой двухкомнатной квартирке, доставшейся по наследству от бабушки. Сама бы я на такую квартиру никогда не накопила, так как, как говорит моя мама, я ни украсть, ни покараулить не могу. Такое уж у меня воспитание. Взяток я тоже не беру, и поэтому мои коллеги, зная это, всегда давали мне такие журналистские задания, где моя принципиальность была бы выгодна.

В тот день я вышла из дома по обыкновению вовремя, считая опоздания дурным тоном, но в мои планы вмешался дождь. Вернее, то, что он сделал с маленьким серым котенком, сжавшимся в комок и дрожащим всем телом. Он сидел у моего подъезда и даже не мяукал. Но я его увидела. Нет, обычно я не тащу бездомных животных домой, но этот котенок почему-то тронул мое сердце и не дал пройти мимо. Может, именно потому, что он даже уже и не мяукал, прося о помощи. Он настолько смирился со своей участью и бездушием людей, что просто безнадежно смотрел на проходящих мимо, не надеясь, что кто-то обратит на него внимание. Мокрый, голодный, грязный и несчастный. Видимо, он был тот, кто был нужен именно мне. Я взяла его на руки и, быстро поднявшись домой, налила ему молока, обтерла сухим полотенцем. После этого, с ужасом посмотрев на часы, сказала:

– Муська, остаешься дома за хозяйку. Нам, девочкам, расслабляться нельзя, нам работать надо, поняла? И не ныть тут. Пока.

Ошарашенная от неожиданного счастья Муська, кажется, поняла. От ее взгляда на меня вдруг накатила волна какого-то неожиданного счастья, и я улыбаясь помчалась на работу. Сидя в такси, я продолжала улыбаться и сама над собой подсмеиваться: «Ну все, Катерина, теперь ты настоящая старая дева с котенком, прям все как и положено». – «Ну и что, – отвечала я сама себе, – зато дома меня кто-то будет ждать». И от этой мысли приятное тепло разлилось по моей груди.

«Неужели я так устала от одиночества?» – вдруг неожиданно задала я себе вопрос, но отвечать на него мне было некогда. Такси остановилось, и я помчалась на работу, представляя, какой там уже переполох из-за моего отсутствия. Но все было совершенно не так. Забежав в офис, мокрая и растрепанная, я сразу поняла, что меня тут никто и не хватился, все мирно копошились, занятые своими делами, кто-то уже попивал утренний кофеек, и на меня буквально никто не обратил внимания, обычно кивнув на мое «Всем привет».

– Меня никто не искал? – спросила я у нашего корректора Елены Николаевны.