К моменту, когда произошла встреча Омара с незнакомой девушкой, которая запала тому в душу и отчаянно не хотела из нее вылезать, поезд проезжал город Валанс, и, как и были верны подсчеты Сеньера, утром следующего дня, то есть 18 декабря, должен быть в окрестностях Лиона. Большой вопрос у собравшихся вызвал тот факт, что маршрут следования цирка получался крюкообразным.

– Очень интересно, почему Хозяин решительно отвергнул юг страны, полностью исключив из турне Тулузу, Аквитанию и даже центр – долину Луары, – сказала Клэр, разглядывая маленькую карту Франции, которую достала из заднего кармана штанов, – после Лиона у нас будет Дижон, а после Дижона никаких остановок вплоть до Парижа. Это странно, как минимум.

– Кто знает, какие черви завелись в голове у Хозяина, – сказал Альфонс так, что всех вокруг передернуло, – может, они точат и точат его сознание, подбивая вот на такие бессмыслицы. Однако здесь не нужно искать подоплеки, мне кажется. Ты еще в цирке не оказалась, Клэр, когда мы совершили наше последнее до этого турне по Франции. Тогда, наоборот, весь маршрут строился на том, чтобы побывать в городах на западе страны, минуя такие гиганты, как Марсель и Лион. Так, мы на целую неделю застряли в Ла-Рошели, потому что пришлось поворачивать «Гору» обратно из-за невозможности железной дороги на дальнейшем пути выдержать весь состав.

– И что же, вы завершили турне в Ла-Рошели? – ехидно спросил Омар.

– Нет, что ты, – отмахнулся Альфонс, – мы как раз-таки поехали через центр, вместо побережья, как раньше было задумано. И завершили в Тулузе, не став доезжать до средиземноморья. Возвращались мы, вроде, через Орлеанскую дорогу.

– И как давно было это турне? – скептически спросила Клэр.

– Лет семь назад. Тогда мой брат ходить нормально еще умел. А как прошла зима шестьдесят третьего, то ноги начали опухать. Бедная Агнес помнит те жуткие дни до сих пор, словно они были совсем недавно.

Агнес в это время также не было в вагоне-ресторане, как и в прошлый раз, и ответить, правда это, или вымысел, она не могла. Но, в отличие от прошлого раза, она находилась не во втором вагоне-ресторане, а непосредственно в вагоне своего отца. У него вновь обострились боли, поэтому за ним был необходим особый уход. Вновь вступал в применение уже известный вам опиум, но теперь его требовалось гораздо больше, поскольку к меньшим дозам развивалось привыкание. И к той дозе, что применит Агнес в этот раз, привыкание также разовьется. Ничего не сделать. «Придется бежать за доктором Скоттом, чтобы он дал папе поспать», – думала Агнес, видя, как от примененной дозы коричневого яда легче не становилось.

Тут, не знаю уж, то ли на радость, то ли на беду, в вагон зашел Алекс Моррейн. Агнес, разумеется, знала, что он имеет врачебное образование, но не спешила доверять ему. В этот раз Алекс, будто предвидя возможный ход событий, оказался с докторской сумкой – кожаным саквояжем среднего размера, по всей видимости, наполненным всяческими медицинскими принадлежностями.

– О, господин Моррейн, – устало обратилась Агнес к Алексу, вставая с кровати.

– Доброго дня, Агнес, – сказал Алекс без единой доли прежней мягкости, по-настоящему серьезно, – я вижу, что совсем плохо…

– Да, к большому сожалению, дозировка опиума была увеличена, однако даже спустя полчаса совершенно не возымела эффекта.

Алекс подошел к Густаву, лежавшему на своей кровати, специально модифицированной так, чтобы оставалась возможность ногам пребывать в состоянии, похожем на подвешенное, дабы не допускать давления на них со стороны самой кровати. Густав, пребывавший в сознании, однако мало соображал в моменты приступов, и не смог различить, кто именно пришел к нему – сам Герман Скотт, либо же один из его ассистентов, среди которых Алекс Моррейн являлся старшим (как по возрасту, так и по статусу).