– Месье Буайяр, секретарь куда-то подевался, так что папа отправил меня за вами.

Золотистый голос девушки все-таки заставил бен Али поднять на нее взгляд. Совершенно случайно оказалось так, что взгляды их встретились. Оба сразу их отвели, как бы страшась чего-то. Буайяр медленно поднялся и, махнув рукой Омару, пошел к человеку, позвавшего его через свою дочь. Девушка пошла следом, не проронив боле ни слова. Омар машинально слегка поклонился и пошел было из вагона, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее – не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее живописной фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она взглянула на него, было что-то особенно доброе и нежное. Когда он оглянулся, она также повернула голову. Искрящиеся, казавшиеся затемненными от густых длинных ресниц, изумрудные глаза ласково, пристально остановились на его лице, и тотчас перенеслись на ожидавшего шпрехшталмейстера. В этом коротком взгляде Омар успел заметить легкую оживленность, которая играла в ее лице и порхала между искрящимися глазами и едва заметной улыбкой. В душе Омара осталось сладостное чувство, которого он не испытывал прежде. Пораженный произошедшим, он вышел из вагона, полный надежд увидеться с незнакомкой вновь.

В проходе ожидал Клод, докуривая очередную сигарету. Увидев Омара, выходящего из вагона, он поспешил забежать внутрь. Омар же отправился к Альфонсу, надеясь поделиться с ним впечатлениями. Идти, однако, пришлось ему немного меньше, чем он думал. Альфонс ожидал араба в вагоне-ресторане. Там же находились Клэр, Венцель Лорнау, Катрин и еще несколько артистов. Завидев, как бен Али заходит в вагон, Клэр подскочила и сказала:

– Ну как? Что он тебе сказал?

– Я так понимаю, что особо ничего страшного не произошло, – подметил Альфонс, вглядываясь в глаза бен Али, – или я ошибаюсь?

– Сложно сказать, – сказал Омар, занимая свободное место, – он успел разве что разъяснить пару вещей, от которых я был не в восторге, наподобие запрета выходить из вагона без стороннего одобрения и каких-то странных правилах здешнего поведения.

– Не переживай, Омар, – произнес Альфонс, – можешь быть уверен, что право свободного хождения по поезду у тебя есть, за тебя поручится Густав, он цирковой казначей, имеет большое влияние. Про правила, которые для тебя обозначил старик, даже не думай, ему не хочется, чтобы в цирке появился кто-то, кто мог бы свободно мыслить и заражать этим других артистов.

– Почему же вы тогда все свободно ходите, не навлекая на себя его гнев? – возмутился бен Али.

Клэр устало вздохнула, понимая, что ей придется рассказать новоприбывшему о своем статусе. Альфонс допил содержимое стакана, стоявшего на столике, и подсел к Омару.

– Послушай, ну сам посуди – ты всего трое суток в цирке. Да, это наша вина, если это так можно назвать, что ты уже такой популярный, ведь если б не я, вытащивший тебя из твоего вагона, ты продолжил бы в нем молча сидеть, ожидая команд сверху, как раз так, как этого хочет Буайяр. От этого идет первая причина. Вторая же исходит от того, что каждый из нас, исключая Клэр, в цирке служит уже более десяти лет, кто-то вообще появился на свет в «Парадизе». Для них даже прозвище придумали – «рожденные в Раю», ха-ха! Некоторых людей просто раздражает факт того, что есть люди, вмиг становящиеся популярными, и они пытаются использовать все имеющиеся у них рычаги давления, в первую очередь, власть, лишь бы ослабить и унизить перед собою этих людей. Таков жизненный цикл, потому что все разные. Буайяр, видишь, такой.