От нечего делать Коля принялся поднимать зачарованных людей и расставлять их рядами. В одной из ниш он обнаружил большую кровать. Здесь Марлен-Белоснежка спала.

– Ну и мы тут подрыхнем, – обрадовался Лавочкин.

Он бросил вещмешок на маленький комод, приютившийся у изголовья кровати, разулся и плюхнулся на покрывало. Мягко, удобно, замечательно…

Глаза сами собой закрылись, солдат заснул.

Разбудил его Всезнайгель.

– Это правда? – орал колдун. – Отвечай!

Коля спросонья не сразу понял, с какой стати маг так кипятится.

Проморгавшись, парень увидел прячущего лицо Шлюпфрига, только не в образе пса, а в облике юноши. Человеческая стадия Шванценмайстера проявлялась по ночам, днем он существовал в собачьей.

Значит, разболтал.

– Чего вы хотите, Иоганн? – Лавочкин постарался говорить как можно спокойнее.

Тихий вопрос слегка усмирил гнев колдуна.

– Ты целовал мою дочь.

– Во-первых, не я ее, а она меня, – медленно сказал рядовой. – Марлен хотела досадить вон тому фрукту.

– Это так? – спросил Всезнайгель Шванценмайстера.

– Я думаю… По-моему… Вероятно… Да, – вибрирующим фальцетом ответил юнец.

Иоганн переключился на Колю:

– А во-вторых?

– Во-вторых, такое в нашем возрасте случается, – развел руками солдат. – Марлен нравится целоваться.

– Ты хочешь сказать, она тебя спровоцировала? – угрожающе прорычал колдун.

– Спровоцировала?! На что? – Лавочкин понизил голос почти до шепота.

Он впервые столкнулся с феноменом под названием «чересчур ревнивый отец». Было страшно и – интересно.

Всезнайгель буквально исполосовал парня гневным взглядом. Потом потер ладонью лицо, отвернулся.

Постояв около минуты, Иоганн отмер:

– Тебе, кобелина, прощено.

Шлюпфрига перекорежило. По его телу пробежали судороги, юнец упал, задергал руками и ногами, выгнулся коромыслом, обмяк… Затих.

– Ох… – просипел наконец он. – Ох…

– Маркиз фон Шванценмайстер Шлюпфриг собственной персоной, – едко прокомментировал колдун. – Как низко ты пал, маркиз. Встань.

Коля сидел на постели и тупо смотрел, как Шлюпфриг поднимается с пола.

Облик маркиза претерпел изменения. Юнец стал старше, возмужал, прибавил в росте. Встав на ноги, бывший Пес в сапогах принялся озираться.

– Зеркало ищем? – усмехнулся Иоганн. – Боюсь, единственное разбил твой друг.

– Как я выгляжу, Николас? – спросил Шлюпфриг.

– Псом ты мне больше нравился, – оценил солдат.

Всезнайгель ткнул пальцем в грудь экс-пса:

– С рассветом мы уйдем. А ты можешь оставаться здесь или валить отсюда на все четыре стороны. Главное, никогда отныне не попадайся мне на глаза.

– Но…

– Ни слова. Иначе, сам понимаешь, собачья шкура, башмаки, а по ночам – вид сосунка.

Шлюпфриг непроизвольно отстранился.

Иоганн пошел обратно, к столу:

– Кстати, Николас, пока ты спал, я обнаружил любопытный предмет. Хочешь полюбопытствовать?

Рядовой слез с кровати, обулся, поплелся за Всезнайгелем-старшим. Проходя мимо Шванценмайстера, сказал:

– Я тут пошарился перед сном… В общем, хочешь есть – ищи в противоположной части зала. Там неплохой продовольственный склад.

– Спасибо, Николас, – прошептал маркиз.

За несколько часов Иоганн натаскал на стол много всякого скарба. Все было разложено по кучкам: книги к книгам, свитки к свиткам, амулеты к амулетам.

С краю была расчищена небольшая площадка, в центре которой покоился талисман – маленький флакончик на шнурке.

– Точно такой же всегда носит Марлен, – промолвил солдат.

– Ты уверен? – с тревогой спросил Всезнайгель.

– Да. Правда, у нее, кажется, на цепочке.

– Это плохо и хорошо одновременно, – загадочно проговорил колдун и зашептал что-то над талисманом.

Лавочкин пожал плечами, стал рассматривать другие предметы.