Мой дед, например, зимой в сорокаградусные морозы ездил на лыжах к моей бабке в соседнюю деревню. Тогда, конечно, они ещё не знали, что будут моими дедом и бабкой, они были молоды и влюблены. А моя бабушка, царство ей небесное, была доброй и умной женщиной. Ради такой стояло ездить на лыжах в деревню. Конечно, Алине до бабушки далеко, но, повторюсь, я знал, что она меня любит, также, как знал, что дважды два будет четыре. По крайней мере, в десятичной системе счисления.

Конечно, я встретился с той самой Надеждой, которая и порекомендовала Насте Анну в качестве реставратора. Настя сказала мне, что Надежда очень своеообразная девушка. Я это понял сразу. Она мне показалась какой-то воинствующей феминисткой. Как такая хрупкая, трепетная, творческая Анна могла дружить с такой хамоватой Надеждой? И Настя тем более. Во взгляде девушки, открывшей мне дверь, ясно читалось презрение к какому-то журналюшке, решившему вдруг поиграть в детектива:

– Ну проходите, раз пришли, не выгонять же вас, – будто нехотя протянула она.

Я вошёл в коридор и нерешительно потоптался. Снимать или не снимать обувь? Надежда мне нисколько не помогала, хотя и видела мою нерешительность, в итоге я обувь всё-таки снял, для того, чтобы снова увидеть её презрительную насмешку.

Мы прошли в кухню, чай мне гостеприимная хозяйка, конечно, не предложила, молча указала рукой на табуретку, мол, садись, незваный гость.

– Спрашивайте! – требовательно сказала Надежда.

«Я ей неприятен, потому что я мужчина,» – пришло мне в голову. – «А все мужики, как известно, козлы. Может, её обидел чем-то наш брат, да чёрт её знает, и разбираться даже не хочется.»

– Вы рассказывали кому-то о том, что ваша подруга реставрирует старинный портрет, который к тому же окутан мистикой?

– Как интересно вы выражаетесь! – ухмыльнулась, опять же, как мне показалось, надменно Надежда.

– Я журналист, – скромно ответил я. – Меня учили так выражаться.

– О! – как-то издевательски-восторженно воскликнула девушка. – Хорошо выучили, видно.

– Да уж не жалуюсь, но вернёмся к портрету. Рассказывали или не рассказывали?

– Возможно, – нехотя ответила Надежда. – Вероятно, когда-то я и могла сказать коллегам, что у моей подруги есть такой портрет. Согласитесь, легенда весьма необычна.

– Соглашусь. То есть вы рассказывали вашим коллегам ещё до реставрации портрета?

– Да. О портрете я знаю давно. Вряд ли я вообще кому-то рассказывала о том, что Аня его реставрирует, и что после реставрации он находится на даче у Насти, потому что ещё пахнет свежей краской. Нет. Об этом мне и в голову никому не приходило говорить, просто не за чем.

– Значит, вы считаете, что имела место обычная дачная кража, и портрет был украден случайно, что преступник не знал о его ценности?

– Даже Настя не знает о его ценности! – вспылила вдруг Надежда. – Ценен ли о вообще? Как произведение искусства, а не как память? И да. Я считаю, что была обычная дачная кража. По мелочи там ведь тоже что-то взяли. Кстати, и полиция считает точно так же.

«Да, да. А этот журналюшка самый умный», – подумал я за Надежду. Она снова усмехнулась, будто прочитав мои мысли.

– Так что ничем я вам помочь не могу, поищите преступников в каком-нибудь другом месте, подальше от меня и моих знакомых. Позвольте вас проводить, господин журналист? – резко сказала Надежда.

– Очень жаль, что вы не хотите сотрудничать, я думал, что Настя вам подруга, – сказал я, вставая.

– Мне-то она подруга, – кивнула девушка. – А вот вы-то зачем лезете в эту детективную историю, мне совершенно непонятно. Наська вам что ли приглянулась? Надеетесь завоевать её сердце, совершив подвиг?