Через три дня после моего похода в Гурзуф, в лагерь приехала машина скорой помощи, из нее вышла Фаина Григорьевна и пришла в наш корпус: «Дана, я получила телеграмму с согласием, правда, ответ был немного странный, но скорее всего они растерялись, узнав, что тебе нужно делать операцию. В телеграмме было написано: „Согласны, если согласна дочь“, мне это напомнило: „Казнить нельзя помиловать“, но запятая стояла и вопрос решен. Ну, что, „дочь“, не передумала?» – подмигнув, спросила она. «Я готова ехать, хоть сейчас» – обрадовалась я. «Вот и отлично, иди за необходимыми тебе вещами и спускайся к нам, мы тебя будем ждать в машине. Операцию тебе будут делать в Ялте» – улыбнулась доктор.

Быстро собрав вещи, я прибежала вниз. В скорой сидела Фаина Григорьевна, я прошла в салон, машина тронулась с места и поехала. Фаина Григорьевна повернулась ко мне и спросила: «Не боишься?» «Нет» – звонко ответила я, но, когда она отвернулась, мне становилось все страшнее и страшнее. Жалея себя, я тихо плакала за спиной доктора. Слезы предательски катились по обеим щекам, я щипала себе руки, кусала губы, сглатывала подкатывающий ком в горле, мне не хотелось выдать себя. «Ты не плачешь там?» – не поворачиваясь, но внимательно посмотрев в зеркало заднего вида, спросила Фаина Григорьевна. «Нет, и не думаю» – вытерев слезы, бодро отвечала ей.

«Вот и хорошо!» – спокойно сказала Фаина Григорьевна. Машина остановилась у крыльца хирургического корпуса ялтинской больницы, мы вышли из машины, врач по-матерински обняла меня и прошептала на ухо: «С Богом, девочка моя!» «Спасибо Вам, Фаина Григорьевна!» – прижалась на прощание к ней я. Вдали от дома в эту минуту эта добрая женщина заменила мне всю родню. В операционной стояла группа студентов, медсестра сделала местную анестезию, врач включила прибор «электрокоогулятор» и начала прижигать бородавки, запахло паленым мясом. Я чувствовала, как они падали, процедура прошла быстро и безболезненно. Студенты, во главе с доктором, на ходу обсуждая операцию, удалились. Персонал тоже весь покинул операционную, оставив меня на столе одну. Будучи любознательной девочкой, я решила посмотреть на обугленные бородавки. Увиденная картина заставила вздрогнуть. Воспитанная бабушкой, у которой все сопровождалось ритуалами и молитвами, я поплевала на бородавки через левое плечо и прошептала: «Бисмилляхи Рахмани Рахим! Никогда ко мне не возвращайтесь!» В операционную вошли медсестры с каталкой, и повезли меня в палату. Глядя в зеркало, я успела уже пожалеть. На меня из него смотрело припухшее лицо с зелеными пятнами и обугленными точками. Через час после операции моё настроение изменилось, потому что в палату зашла медицинская сестра с огромной коробкой в руках и радостно спросила: «Где здесь Дана из Артека? А, это ты? Тебе посылка от дружины „Хрустальной“!» От неожиданности я тихо произнесла: «Спасибо!»

Когда я осторожно приоткрыла коробку, то очень удивилась ее содержимому, там были конфеты, печенье, шоколадки, яблоки, ананасы, мед в сотах, груши, апельсины, мандарины. Вся палата и медсестры угостились из этой посылки. Это было невероятное пиршество!

Дослушав мамин рассказ обо мне, тетя удивлялась, она фактически меня и не знала, сказывались 14 лет разницы в возрасте и то, что Марьям училась далеко от дома, а потом вышла замуж. Когда во время своих разводов приезжала в село, она была занята своей личной жизнью, а там и я уехала учиться за 400 километров от дома.

Первого февраля наш поезд прибыл на Казанский вокзал, его суета возбуждала. Я чувствовала, как сумасшедшая энергетика мегаполиса заряжается уже здесь, от каждого прибывшего человека. Первыми задавали этот тон всюдуснующие люди, носильщики и таксисты, которые торопили всех, предлагали свои услуги, ругались между собой, между тем, сами путались под ногами и мешали движению на перроне. Пассажиры, пытающиеся быстро пробежать ко входу в метрополитен, злились на них, и бежали с ускорением в город, передавая ему нервный импульс вокзала.