– Это заточение? – все еще не верилось, что такое возможно.

Я представила, что месяцы, а может, и годы жизни пройдут вот так – взаперти, в беседах с этой сумасшедшей бабой. В вакууме… Волосы на теле встали дыбом. Еще вчера порхала свободной птичкой из одного сада в другой, а сегодня я – Серая Шейка, запертая в холодной полынье? Жуть!

Я бежала по длинной галерее комнат, лихорадочно распахивая двустворчатые золоченые двери. Створки мрачно хлопали у меня за спиной, будто крылья хищных птиц, преследующих мышку-полевку. Я не знала, что делать, но точно не собиралась сидеть на месте и слушать, как надзирательница зачитывает мне незаслуженный приговор.

Влетела в свой домик. Бросила взгляд на шкаф с платьями. На коробки с обувью. На драгоценные ботанические атласы и альбомы, которые годами собирала по всему свету. И поняла, что сейчас мне не важно ничто из этого. Важна только свобода.

Резко развернулась и помчалась к проходной. Выйти с территории усадьбы можно, только прорвавшись через будку охраны, вписанную в периметр забора. Двери в одной ее стене выходили на участок, а другие – на улицу, в большой мир. Первые двери от вторых отделяла комната с «вертушкой», в которой толклись бравые ребята в форме охраны. Как я успела заметить еще в день приезда, обе двери запирались на магнитные замки.

Я подбежала к проходной, мощно рванула на себя кусок застекленного пластика – так сильно, что сама чуть не улетела под сосну. Дверь неожиданно податливо распахнулась – похоже, она вообще не была заперта. Или ее специально открыли для меня? Внутри будки, раскрыв рот, на меня таращились парни в фуражках. Цель была прямо передо мной – я ловко перемахнула через вертушку, даже не зацепившись за нее юбкой, и побежала ко второй двери, отделявшей меня от свободы. Ударилась о стекло. Дверь не открылась. Тут-то меня и схватили. Я дергалась и кричала какие-то шаблонные фразы:

– Это незаконно! Это лишение свободы! Я буду жаловаться!

Я изворачивалась и кусалась.

– У девушки истерика, нужно помочь ей успокоиться, – услышала я. Перед глазами материализовался шприц, из которого в воздух фонтанчиком вылетели бесцветные пугающие капли.

– Просто укольчик, это не больно. Это для вашего же блага, – сказал кто-то почти ласково.

В руку с внутренней стороны локтя будто укусил овод. Все поплыло, сделалось нечетким и исчезло.

Возвращаясь в сознание, я будто выкарабкивалась из глубокой ямы, края которой то и дело осыпались, заваливая меня комьями сырой земли. Картинка не сходилась в фокус. Я почему-то не могла пошевелиться. Голову ломило. Во рту пересохло и страшно хотелось пить. Мутило чудовищно. Я повернула голову влево, чтобы стошнить куда-нибудь рядом с плечом, и увидела желтовато-коричневые потеки на пломбирно-белой простыне. Похоже, что я так делала уже не первый раз. Меня тут же еще раз вырвало. Плечо было испачкано. Я потянулась правой рукой, чтобы сбросить с себя гадость, которую исторгало тело. Но рука не слушалась. С трудом перевела взгляд вниз и поняла, что привязана к кровати. Паника разлилась по телу парализующей заморозкой. Я пребольно укусила себя за плечо и заставила очнуться от коматоза. Где я? Почему привязана?

«Вижу, вам уже лучше?» – раздался справа медовый голос с ноткой превосходства.

Я повернула голову. Рядом в кресле развалилась полноватая женщина с книжкой в руках. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто она и что вообще происходит.

Сегодня Марина выглядела гораздо бодрее, чем вчера. В ней появилось злорадное оживление.

«Очень, очень хорошо, что вы уже пришли в себя, – продолжила она. – А я принесла ваши банки из духовки. Думаю, в них все готово. Если будете умницей, сегодня же расшифруем, что они хотят нам сказать. Правильно? Вы же будете умницей?» – и она протерла мое плечо влажной салфеткой, слегка и лишь на секунду скривившись, но тут же вернула лицу покровительственное выражение.