Я ощутила, что от этой несправедливости раздражаюсь еще больше.
- Да щучий потрох! - выругалась злобно, в очередной раз налетев бедром на острый угол.
Ладно, на самом деле я сказала вовсе не так. На месте щучьего было куда более неприличное, созвучное ему, слово.
- Мама, а что такое щучий потрох? - тут же поинтересовалась Машенька, возникая на пороге.
Но тут же, к счастью, забыла про свой вопрос. Потому что ее глаза испуганно округлились при виде моих истеричных сборов.
- Что ты делаешь?
- Пакую вещи, - решительно заявила я и еще раз повторила ранее сказанное, словно сама себе не верила:
- Мы уезжаем.
- Но дядя Костя…
Я неожиданно даже для себя самой гневно ударила кулаком по комоду, об угол которого несколько раз стукнулась - прямо-таки отомстила за все этому проклятому старому куску дерева!
Дочь испуганно вздрогнула. Я тоже.
- Маша, оставь эти фантазии, ладно?
Мой голос звучал отрывисто, моляще. Отчаянно хотелось перейти на крик, чтобы заставить дочь забыть об этом человеке…
Но она была мне неподвластна. У нее были свои собственные чувства…
Невозможные, как и мои. И с этим нам обеим придется смириться.
- Какие фантазии? - осторожно уточнила Маша, крепче прижимая к себе Петю, словно он мог защитить ее… От кого? От меня?
От меня, подумать только!
- Дядя Костя не будет твоим новым папой, - сказала я твердо, надеясь, что дочь поймет это раз и навсегда.
- Но почему? Ты же нравишься ему!
Да уж, упрямства ей было не занимать.
- Потому что он чужой папа, - наконец выдохнула я сквозь зубы то, что причиняло боль и мне самой.
- Неправда! - выкрикнула дочь так отчаянно, что у меня сердце треснуло напополам.
- Правда, - повторила я. - Мне жаль, но…
- Там на кухне плохо пахнет, - буркнула Маша прежде, чем гордо от меня отвернуться.
Она плакала. И за это я ненавидела сейчас Константина Лаврова еще сильнее.
На кухне не просто плохо пахло. Там все буквально дымилось.
Запах гари пропитал все помещение и я с ужасом поняла, что забыла про этот чертов омлет, оставленный боссом на плите.
Поспешно выключив горелку, я ощутила, как на глаза наворачиваются слезы. Это от дыма - сказала себе упрямо, распахивая окно, чтобы дурной запах выветрился…
Жаль, что нельзя было точно так же открыть настежь душу и позволить всему плохому унестись прочь вместе с ветром…
Когда останки омлета были счищены со сковороды, я вышла с мусорным пакетом в прихожую, чтобы сразу все это выкинуть.
Внутри защемило, когда увидела, что там, на своем маленьком розовом чемоданчике, спиной ко мне, сидит уже полностью собранная в дорогу Маша.
- Ты обещала, что мы останемся тут, - не поворачиваясь, проговорила она с обидой, от которой становилось больно. - Что мы встретим новый год с бабушкой и я смогу с кем-нибудь подружиться…
Я обреченно присела на соседний чемодан.
- Я знаю, милая. Я действительно хотела, чтобы так все и было…
- Почему тогда мы должны уезжать?
- Потому что так будет лучше.
- Кому?! - вскрикнула она так пронзительно, что я поняла - я мучаю дочь, сама того не желая.
- В мультике Аркашу обижали другие плохие тюлени, - проговорила вдруг Маша. - Он сначала прятался от них, а потом решил, что нельзя так жить все время…
Я нервно хмыкнула. Пожалуй, эта тюленья мудрость была не такой уж и наивной.
Ну что я и впрямь? Почему я должна переворачивать свою жизнь и главное - жизнь Маши вверх тормашками из-за какого-то мужика? Он не хотел разойтись по-хорошему - что ж, будет, значит, по-плохому.
Это не я развязала войну, но я намерена была ее выиграть.
- Думаю, мы можем остаться здесь как минимум до Нового года, - проговорила я, заговорщически толкая дочь плечом.