– Ну что ж, наше представление начинается. Твой выход, Пьер, – не подымая головы произнёс Родриго.
– Ничего, этого мы от них и ожидали. Жером, не отставай.
Пьер, не отрывая своих коленей от земли, поднял голову и начал свою речь и тут же, словно странное эхо, зазвучал голос проводника. И два голоса говорили одно. Два голоса говорили, что действительно, тот, кто вступает во владения бунси должен быть либо безумен, либо достаточно глуп и не видеть ждущей его смерти. Ибо прийти в землю бунси ты можешь по своему желанию, но покинуть её можно только с позволения Когто. Но мудрецы страны, откуда они пришли знают об этом и поэтому не тревожат владений великого племени (это вызвало одобрительный смех присутствующих бунси, который был тут же прервался, как только недовольно сморщилось лицо Когто). И если бы не великая нужда, которая вынудила их искать мудрости Когто и тайных знаний, хранимых им, то они бы не рискнули бы потревожить великого старца. Но они понимают, что это только слова, а многомудрый Когто знает их вес, который равен весу вчерашнего ветра. Поэтому они принесли с собой нечто более ценное, что может показать, как велико их благоговение перед Когто и детьми его бунси. Мудрецы их земель понимают, что, даже если собрать всё зерно с их земель, все их копья, все вещи, что есть у их народа, то этого будет недостаточно, чтобы выразить всё их благоговение.
Во время пламенной речи Лапуреля Джон решил рискнуть и повернул голову так, чтобы мог видеть, как Когто реагирует на слова Пьера. Похоже последние слова не вызвали особо сильного эффекта, и старец всем своим видом показывал, что материальные дары были бы прекрасным средством доказать разумность пришельцев. Но Пьер продолжал свой монолог.
– Поэтому наши вожди вручили нам то, что лучше всего покажет наше уважение и признание величия бунси. То, что является величайшей ценностью и тайной нашего народа.
После этих слов Пьер злобно зашипел:
– Тебе что понравилось валяться в этой грязи? Если да, то эти милые воины растянут это удовольствие до окончания вечности.
Но слова француза предназначались скорее для снятия внутреннего стресса, так как с последними его словами, предназначенными Когто, Клеменсо с Джоном вскочили и принялись распутывать принесённый ими свёрток.
И вот дар был распакован и поставлен перед Когто, который с нескрываемым любопытством следил за суетой чужаков. Когда Родриго с Джоном сделали шаг назад от своего подношения и Пьер, поймав вопросительный взгляд старца, продолжил свою речь, но теперь она не звучала громко и звонко. Лапурель понизил свой голос и старался, чтобы его речь приобрела более таинственный оттенок.
– Нет ничего в этом мире, чего воины бунси, если это им потребуется не отберут силой. Ты можешь построить великую хижину и спрятать свои сокровища в ней, но воины бунси разрушат её и заберут твои сокровища. Ты можешь проглотить драгоценные камни, но воины бунси вспорют твой живот и заберут то, что им надо. Ты можешь попытаться убежать за великое море, но воины бунси преодолеют его, и ты поплатишься за свою дерзость. Если бунси что-то захотят, то они это получат.
Каждое предложение Пьера сопровождалось всё более возрастающими возгласами одобрения бунси, и даже Когто не пытался их присмирить. Хоть он и сохранял бесстрастное выражения лица, но при этом поддерживал ритм возгласов соплеменников притоптывая ногой.
– Но наши мудрецы нашли дар, который воины бунси не могли бы добыть с помощью своей силы и отваги.
Ответом на это стала абсолютная тишина, которая сопровождалась взглядами разозлённых бунси. Некоторые из них подчёркнуто смотрели в сторону Когто, ожидая его приказа убить пришельцев, доказавших свою очевидную и кричащую глупость. Но старец хранил молчание и пристально смотрел на Пьера. В тишине только начал раздаваться голос Джон, который и сам не заметил, как начал нервно бубнить себе под нос: