Владимир деланно смутился:

– Я не знаю, что вам ответить – любой ответ прозвучит как бахвальство.

Она показала, что поверила в его деланное смущение. Происходила почти что шахматная партия, в которой, однако, Мария видела и понимала своего партнёра насквозь, предугадывая все его ходы. Он же самоуверенно полагал, что уже выиграл, хотя не умел заглядывать даже на ход вперёд.

– Да, я грустен. Мне тоскливо оттого, что мы расстаёмся, дорогая Машенька, – сказал он, подпустив смиренной грусти в бархатные переливы баритона. – Неужели же, неужто же мы не увидимся в Москве?

– А вы очень этого хотите? – Маша тоже поиграла голосом, зарядив в него толику лукавства, которого он хотел и которого ждал. – Очень-очень хотите?

– Зачем вы спрашиваете? Зачем? – Владимир воспарил – всё катилось по испытанному, много раз изведанному руслу: сейчас эта фря-аристократка поотнекивается, потом будет свидание, ресторан и остальное. Но до чего же она красива! До чего же красива! Он ещё сгустил печаль.

– Вы смеётесь надо мной. Разве вы не видите, что я покорён, что я очарован вами?

– А вы не забыли, что я в некотором роде замужем? – лукавства в голосе красавицы стало чуточку больше, чем нужно, но он опять не заметил игры.

– Да что мне до того? Разве это может иметь хоть какое-то значение для нас?

– Для нас? – Мария остановилась, повернулась к нему, округлила глаза как бы в изумлении.

Владимир уставил взор в эти прекрасные очи, долго смотрел, надрывно дышал, полу-шепнул после долгой паузы:

– Для нассс…

Именно так выговорил: протянув «эс» и как бы поставив многоточие.

Мария не выдержала, захохотала так, что лошадь извозчика, к которому они уже подошли, вздрогнула, повернулась к подошедшим. Засмотрелась на Владимира влажными глазами. Приятный облик человеческой особи неожиданно затронул самые сокровенные лошадиные чувства. Звали её теперь Коммуния. Она жутко завидовала своим товаркам в конюшне – Марусе и Клашке, – сохранившим прирождённые имена, тосковала по своему прежнему имени – Балбеска. Смотрела на красавца, будто ждала, что он наконец-то, прямо сейчас приведёт в порядок этот пошатнувшийся мир.

Игнатьев, приняв обиженный вид, погрузил чемоданы, повернулся к Марии, с трудом ставшей серьёзной:

– Возьмите визитку, Машенька, здесь мои телефоны на всякий случай.

– Спасибо! – Мария затолкала визитку в перчатку.

– Так как же всё-таки? Буду ли я иметь несказанное, неслыханное счастье видеть вас? – не отставал Владимир. – Смею ли надеяться? О, можете не отвечать. Простите мою дерзость, но я смею, я стану надеяться. Однако, лишь от вас одной зависит, буду ли я счастлив? Буду ли? – и на совсем уже невозможном надрыве. – Что же вы молчите? Отвечайте же: буду ли?

Извозчик, ражий мужик, удивился, тоже принялся смотреть на Владимира. Даже рот раззявил. Лошадь выпустила на тротуар тягучую нитку слюны.

– Будете, – Мария еле сдерживалась. – Будет вам счастье, обещаю. Такое, что и не снилось, – вскрикнула, превозмогая смех. – Да бегите уже, вас шеф заждался! – легко поднялась на клеёнчатое сиденье. – Шею сломаешь, борода. Поехали!

Последние слова она адресовала извозчику, который неестественным образом вывернул голову уже к Марии, не сводил с неё глаз. Команда привычно подействовала, мужик нехотя уселся прямо. Кнут хлестнул круглую лошадиную спину, животина плавно взяла с места, почти не убыстряя шаг.

– А пошла шибчей, Коммуния падла! – извозчик ещё и ещё огрел кнутом кобылу. Но та, погружённая в свои мысли, даже и не подумала что-то изменить в своём движении.

Владимир что-то кричал ещё вослед, Мария не повернулась.