Однажды, возвращаясь с работы домой, он увидел над подъездом в одном из домов вывеску: «Вечерняя школа для рабочих». Из распахнутых по случаю летней духоты окон на первом этаже доносились возбуждённые голоса, жарко о чём-то споривших. Савватий, не сдержав любопытства, подошёл вплотную к окну, заглянул. В большой комнате за огромным столом сидели люди. Одни что-то писали в тетрадях, другие слушали, третьи возбуждённо жестикулировали, стараясь перекричать друг друга.

У доски, скрестив на груди руки, стоял молодой человек – курчавый, в маленьких очёчках. Он слушал, улыбался, качал головой. Поднял руку – моментально наступила тишина.

– В спорах, разумеется, рождается истина, и всякие роды сопровождаются криками, – весело сказал он. – Но, как правило, кричит лишь одна роженица, все остальные, присутствующие при сем процессе, всеми силами помогают ей. Иначе, собственно, есть риск потерять младенца. Поэтому давайте соблюдём порядок. Кто у нас будет рожать первым?

В комнате дружно захохотали. Засмеялся и Савватий. Курчавый увидел его.

– Что же вы там стоите, молодой человек? Может быть, вы желаете родить?

– Желаю, – неожиданно для себя самого отозвался Савватий.

– Тогда прошу к нам. Прошу!

Так Савватий познакомился со студентом Московского университета Ярославом Емельяновым. От него получил наконец ответы, породившие новые вопросы. И ещё, и ещё…

И главный ответ, объясняющий все его мучительные недоумения, состоял в том, что никакого бога не существует. Не мог милостивый, всемогущий бог, каким его рисуют церковники всех мастей, допустить, чтобы столько зла царило на земле, чтобы повсеместно страдали люди, совсем этого не заслуживающие.

Бога и правда нет. Ни на небе, ни на земле. А раз так, то люди сами должны установить справедливость в мире, где они живут. И служению этой великой цели каждый должен отдать всего себя без остатка.

Савватий без оглядки с чистым горячим сердцем пошёл в революцию. Когда Ярослав позвал его записываться в отряд Красной Гвардии, он не раздумывал ни секунды. И попал в Хитрованский отряд Красной Гвардии имени Карла Энгельса.

В ту ноябрьскую ночь он был четвёртым у Марии.

У Марии начинали слипаться глаза. Поезд неспешно постукивал на стыках, вагон чуть-чуть качало, пассажиров клонило в дрёму. Время катилось к полуночи.

– Скажите мне, господин Игнатьев, о чём всё время совещаются мой муж и ваш патрон? – Мария усилием воли преодолела сонливость, забралась с ногами на сиденье, накинула одеяло.

В купе они были вдвоём с Владимиром – граф и Радек устроились в соседнем, их не было уже полчаса.

– Разве вам скучно со мной, дорогая Мария? – как всегда в разговоре с красивыми женщинами, Владимир начинал говорить немного в нос. Машу это очень смешило.

– Ну что вы! Конечно, нет. Но, право же, интересно. Как только они сходятся, сразу начинаются секреты, секреты, секреты. Что за секреты такие?

– Государственные дела, милая Машенька. Вы мне позволите так называть вассс? – последнее слово мало того, что прозвучало с неимоверным прононсом, но ещё продлилось и присвистнуло в конце.

Маша энергично закивала, соглашаясь. Киванье было вынужденным – если бы она попыталась заговорить, то всё равно не смогла бы – душил смех.

– О, как мне хотелось бы иметь самые тайные секреты с вами, чтобы иметь возможность обсуждать их наедине, – Владимир принялся развивать достигнутый тактический успех. – И так долго, так долго, как только возможно. Простите мне мою, быть может, дерзость, но le destin aide les personnes courageusesss, – опять свистнул в конце.

Это было уже слишком. Мария взорвалась хохотом, успела, однако, предпринять отвлекающий маневр: вскрикнула, показывая пальцем за окно: