Хычины из Балкарии Залимхан Абдулаев
© Абдулаев З.М., 2025
© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2025
Все персонажи вымышлены, совпадения случайны.
Глава 1
Все, решено окончательно – я уезжаю. Здесь нет перспектив и быть не может. Хотя говорят, что скоро промышленность будет активно развиваться, город заживет и жизнь наладится. Для геологов, инженеров и шахтеров – это хорошо. Цинк и медь нужны государству, поэтому Ветроградский медно-цинковый комбинат будет работать всегда. Только я не геолог, я – врач.
Да, для докторов здесь тоже есть перспектива, но только для спортивных врачей, травматологов, физиотерапевтов и бальнеологов, в этом районе прекрасные горы, возможности для развития альпинизма и горного туризма. Альпинистам без травматологов никуда. Инструкторы по ЛФК и массажисты тоже пригодятся. Можно построить турбазы, дома отдыха, где они могли бы работать.
Еще есть источники целебной минеральной воды, можно построить санатории, пансионаты, грязелечебницы и зарабатывать на оздоровительных процедурах. Только я не бальнеолог и не физиотерапевт. Я – хирург с десятилетним стажем, а для хирурга здесь нет перспектив. Как и для врача скорой помощи. Несмотря даже на то, что я главный в СМП, но и главный не потому что я самый лучший, а потому что единственный. Хотел написать неповторимый, но постеснялся.
Перспектив на скорой помощи тоже нет и не будет. Скорую вызывает одна и та же публика: алкаши, бомжи, халявщики, которым лень прийти в поликлинику, и старые одинокие бабульки, которым не с кем поговорить. Особенно раздражают алкаши, которые заранее знают, что их отвезут на скорой в отделение интенсивной терапии, прокапают бесплатно глюкозу, реамберин и раствор Рингера, а наутро еще и покормят. По распоряжению главного врача Михаила Мурзенкова. Хорошо еще, что пива не наливают для поправки.
Почему бы и не бухнуть, когда тебя культурно обслужат, поставят капельницу, приведут в норму, еще и пожрать дадут на халяву. Это вместо того, чтобы отправить в вытрезвитель и полить холодной водичкой из-под шланга. Алкаши там в почете, попробуй не обслужи и не отвези с улицы в отделение интенсивной терапии. Придумали же название. Лучше бы интенсивно обеспечивали лекарствами и медицинским оборудованием. Интенсивно сделали ремонт больницы. Интенсивно построили новые здания для скорой помощи и инфекционного отделения.
Еще было бы неплохо, если бы главный бухгалтер Евгения Пермякова прекратила интенсивно воровать, а две ее помощницы – Соня Трофименко и Антонина Зеленцова – начали интенсивно худеть, потребляя меньше бюджета больницы. Особенно Сонька – золотая ручка так разжирела, что глупо спрашивать, куда делись зарплаты и премии сотрудников больницы.
Интенсивная терапия должна проводиться в отделениях хирургии, терапии, а особенно в детском отделении. Там зимой интенсивные холода, детки мерзнут. В терапевтическом отделении интенсивные дожди, а деньги на кровлю в жирненьких щечках Женьки Пермяковой, Тоньки и Соньки – золотой ручки. Ну, еще и в медицинском центре «Прометей» в горах, хозяин которого – главный врач Ветроградской больницы. Зачем он так назвал медцентр? Ведь Прометей принес людям огонь и тепло.
Непонятно, почему больные и медперсонал должны интенсивно замерзать, пока больница интенсивно разваливается? И при этом для алкашей должно создаваться отделение интенсивной терапии с халявной едой и лекарствами.
Справедливости ради скажу, что недавно главный врач закрыл отделение интенсивной терапии. Лавочка для алкоголиков прикрылась, помещение передали отделению скорой помощи. Хоть что-то хорошее увидел в больнице Ветрограда перед отъездом. Теперь коллектив скорой помощи будет в тепле и чистоте.
А алкашей куда? Впрочем, мне какое дело? Я увольняюсь, больше не буду заниматься бомжами и алкоголиками, валяющимися на улице, якобы больными и умирающими. Сейчас я думаю о дальнейших планах да где найти работу и временное жилье бы в Москве.
Жители Ветрограда еще не знают, что я написал заявление по собственному желанию и несу его главному врачу. Наивно полагают, что я иду по главной улице Ветрограда на помощь отдыхающим на асфальте перепившим алкоголикам. Поэтому прохожие кричат мне вслед: «Доктор, помоги, окажи помощь, отвези больного в интенсивку». Будто я должен его тащить на себе или доставить на личном автомобиле.
На мой культурный ответ, что я в больнице не работаю, получаю ответ: «Какая разница, работаешь в больнице или нет, окажи помощь и иди дальше». Я иронизирую: «Разница? Один целует, другой дразнится», затем предлагаю им оказать помощь алкашу. Мне говорят, что таких врачей пожизненно диплома лишать надо. Я разворачиваюсь и кричу, что не они мне вручали диплом.
В городе полно таксистов, продавцов, однако бесплатно тебя не обслужат. При этом я не возмущаюсь и не предлагаю лишить их лицензии. Собака лает, а караван идет… дальше, в больницу. В последний раз. Подхожу к воротам Ветроградской ЦРБ, хочу зайти на станцию скорой помощи, только ноги не идут.
Сотрудники обиделись на меня из-за того, что я не подписал заявление против главного врача. И так ходили слухи, что я мечу на место «Зюганова», все решили бы, что я – инициатор такого заявления и хочу занять его место. Это был инициатива коллектива, которую я не поддержал. В знак протеста коллектив отделения скорой помощи отказался прийти на похороны моей бабушки. Хотя мне до лампочки, придут они или нет, бабушке – тем более.
Обидно, что зря я переживал за них, добивался для отделения нового здания, снаряжения для бригад скорой помощи. Напрасно я сюда приехал, да что об этом говорить? Сейчас нужно думать, как обустроиться в Москве, а скорая Ветроградской ЦРБ, как и сама больница, мне уже неинтересны. Один из этапов моей жизни, который, слава Богу, уже пройден.
В последний раз подхожу к двери больницы, и мне навстречу выходит анестезиолог Зоя Курдюкова с довольным лицом, с огромным от жира животом и толстой попой. Она, правда, уже не Курдюкова, а Абраева, вышла замуж недавно за моего родственника. Но от перестановки фамилий курдюк на животе, попе, а особливо в мозгах, не меняется.
– Ты что, беременна? – спрашиваю я, учитывая недавнее событие в ее жизни. – В полку Абраевых прибудет?
– С чего ты взял? – с усмешкой спросила Зоя.
– У тебя на лице столько счастья, как будто двойня намечается.
– Да нет, это я тебя увидела и в предвкушении того, что с тобой сейчас будет.
– Не понял тебя, Зоя.
– Письмо, которое вы написали коллективом скорой помощи в прокуратуру, у главного врача. Попадет тебе от шефа. Это ведь ты надоумил их, чтобы Мурзенкова убрали и тебя поставили.
– Расслабься, Кудря, там нет моей подписи.
– Мог бы и подписать, за коллектив встать горой.
– За коллектив, который не только не приехал на похороны моей бабушки, а даже не соизволил ко мне подойти и пособолезновать? Кудря, иди лучше домой, мужа кормить. Ну, и основным делом заняться, род Абраевых увеличивать.
Отодвинув в сторону жирный курдюк Абраевой-Курдюковой, я зашел в здание больницы. Общаться с молодой снохой-коллегой не было смысла и желания. Кудря – своеобразный человек. В юности подрабатывала санитаркой, была тихой, скромной девочкой. Теперь выросла до главного анестезиолога Ветроградской ЦРБ, стала заносчивой, чванливой и высокомерной.
Никакой этики, тактичности и уважения к старшим. Даже к родной учительнице. Я доставил в больницу пожилую женщину на скорой помощи. Берия Брониславовна Щенкова была классной руководительницей Зои.
Ее отец – бывший работник НКВД – назвал дочь в честь своего шефа, Лаврентия Павловича. Очень милая интеллигентная старушка, каких мало в столице сплетников и склочников, городе Ветрограде. У нее случился инсульт, и мы привезли ее в больницу.
Зоя, вальяжно передвигая толстыми бедрами, спустилась в приемную. Брезгливо посмотрела на свою учительницу, разве что не плюнула. Затем громко и торжественно объявила: «Нет показаний к госпитализации в реанимационное отделение». Затем развернулась и так же надменно вернулась в отделение, усиленно вертя попой для увеличения скорости в жирненьких ножках.
«Да уж, – думал я тогда, глядя вслед уходящей толстой кудринской ягодичной площади, – сильно тебя Берия Брониславовна в детстве обидела. Пришла пора счеты сводить, позабыв при этом клятву Гиппократа».
Да меня это уже не касается, как и все остальное в больнице и в Ветрограде. Я навсегда уезжаю в Москву.
Я – врач-хирург и не хочу терять квалификацию в провинции. И так три года зря потерял. Друзья предупреждали меня, что так и будет, рассказывая разные истории про нашу больницу. Одна из них мне запомнилась лучше других. Ее мне рассказал знакомый хирург, долгое время работавший в больнице города Ветрограда. Как говорится, с тонким намеком на толстое обстоятельство.
Глава 2
Есть в одном городе, расположенном среди гор, районная больница. В каком районе и среди каких гор, точно не помню. То ли на Урале, то ли на Кавказе, а может, это Карпаты. Вполне возможно, что это Альпы, Австрия или Швейцария.
Больница стоит на горе, ее очень хорошо видно, когда заезжаешь в город. Вид у нее вполне приличный, если смотреть издалека, но когда заходишь внутрь, то приходишь в ужас.
На входе на территорию больницы – станция скорой помощи. Здание старое, его все по непонятным причинам называют сараем. По непонятным, потому что до уровня сарая эта развалюха не дотягивает. Коровы в сараях находятся в лучших условиях, чем фельдшера скорой помощи. Здание находится на бывшей помойной яме, которую засыпали, но вонь оттуда постоянная. Отсюда и инфекционные болезни.